Дотащив сумки до дома, я зажигаю свечу, выгружаю продукты – пиво на самом видном месте на центральной полке – и открываю окно, чтобы проветрить квартиру. С чашкой ромашкового чая в руках включаю компьютер и размышляю, не разместить ли мне наш с Калебом снимок на пляже в Уэльсе в качестве фотографии профиля в «Фейсбуке», однако решаю не рисковать. Мой профиль закрыт, и Розмари до сих пор не знает моей настоящей фамилии, но это слишком неосмотрительно. Вдруг она наткнется на мой аккаунт каким-то другим, неизвестным мне способом. В последнее время я часто чувствую себя Наоми Адлер, а не Экерман. Чем чаще и подробнее я описываю ее, тем быстрее превращаюсь в более опасную, но более целеустремленную версию себя. Наоми Адлер – это мое «я», мое эго. Я рада, что могу дать ей имя. Она – не я.
Вместо этого публикую фото в «Инстаграме». Подпись: «Уже скучаю по этому прекрасному месту! Спасибо моему мужчине за то, что показал мне все это».
Обычно я закатываю глаза при виде слов «
Лежа в постели, слушаю грустную музыку («Кто-то другой» группы «1975»; «Все мои друзья» Дермота Кеннеди) и читаю статью о владельце мотеля, который шпионил за постояльцами сквозь маленькое отверстие в потолке их номеров. Затем прохожу несколько тестов «Баззфид» («Какой вы бублик?», «Какой вы эмодзи?» – с маком и баклажан соответственно), а затем меня заносит на раздел «Отношения» на «Реддите»[32]. Сообщество ненадежных рассказчиков. В поисках контраста я погружаюсь в печальные истории незнакомцев.
После чего сжимаю собственную историю, все знаковые события, до трех абзацев. «Первые несколько месяцев все шло отлично, – пишу я незнакомцам в интернете, – потому что призрак его бывшей девушки еще не возник на горизонте».
(
«Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой», – печатаю я и описываю ложь, тайные встречи, столик в дальнем зале, за которым Розмари и Калеб пили пиво. Затем пишу про нашу ссору и цитирую письмо с извинениями Калеба, а затем спрашиваю анонимов в интернете: «Правильно ли я поступила, простив его?»
Жму «опубликовать».
Вздрагиваю, вспоминая эту фразу, пусть даже мои действия были оправданы. Задача моей книги не в том, чтобы предать или отомстить – это всего лишь выражение моей внутренней жизни, моих фантазий и страхов, поэтому можно сказать, что я была честной и открытой, – и скоро, надеюсь, вся эта честность и открытость окажется на печатных страницах и в продаже. Когда-нибудь Калеб прочитает обо всех моих мыслях и чувствах, и, если он не сможет простить меня за то, что я все это записала, не сможет понять, что сначала я должна была разобраться в себе с помощью текста, тогда нам не стоит быть вместе. Так ведь?
Только когда я раскрою свое худшее «я» и получу прощение, то смогу поверить, что меня любят.
Я все время обновляла страницу, и наконец-то некий «Бандит_Валентайн» оставил комментарий: «Я думаю, тебе нужно сделать выбор, который в любом случае причинит боль: постоянно гадать, повторится ли это снова – что негативно скажется как на ваших отношениях, так и на твоем собственном ментальном здоровье, – или разорвать отношения, чтобы этого не случилось».
Что ж, «Бандит_Валентайн» прав.
– Мы должны расстаться, – объявляю я в пустой спальне, проверяя, как это будет звучать.
– Ничего страшного, – снова говорю в пустоту. Я тянусь к Ромео и прижимаю руки к мягкому местечку на его животе, где чувствую биение его сердца, ощущаю, как поднимается и опускается маленькое тельце, но мои руки, должно быть, слишком тяжелые, слишком настойчивые, потому что он вырывается из-под моих пальцев и убегает.
До меня доходит, что моя книга – совершенный защитный механизм; я тоже моделирую катастрофы. Записывая все худшие сценарии, я могу избежать их последствий, промотать боль. Я уже буду подготовлена, защищена от страданий –
Сюжет будет развиваться по плану. Я пишу сообщение Розмари.
Привет, надеюсь, ты хорошо провела праздники! Я завтра собираюсь на скалодром, не хочешь присоединиться?
Десять минут спустя на моем экране высвечивается ответ.
Да! Завтра отлично. Кстати, я только что закончила читать твой текст. Можем обсудить его после занятия.