Дверь за ней захлопывается, и я отправляю отцу пару сообщений.
Вопрос: сегодня в книжном я встретила девушку, которая, возможно, посещала твои семинары. Розмари Пирс, знаешь такую?
Три минуты спустя мой телефон вибрирует.
Я ее помню! Ходила на литературу XIX века. Блестящий ум. Как тесен мир. Она купила что-нибудь интересное?
Я тычу в клавиатуру указательным пальцем
Нет, только открытку с соболезнованиями.
Насупившись, задаюсь вопросом, употреблял ли хоть кто-то когда-то слово «
«Ох», – все, что отвечает отец.
Удаляю сообщения и пишу Калебу: «Ты дома?»
Мне вдруг срочно хочется его увидеть. Выхожу из кафе, спешу в сторону вокзала и жду шесть минут до прибытия поезда. На Девяносто шестой улице я пересяду и поеду на север к Калебу. Мы редко проводим время в его квартире, в основном из-за моего дорогого и жадного до внимания Ромео и отсутствия соседей. Соквартирант Калеба (его термин) – программист. Видела я его всего однажды, но слышала часто. Он готовит и спит когда попало и, похоже, слушает только два музыкальных жанра: Моцарта и «Металлику».
«Я в метро, еду к Вашингтон-Хайтс, – добавляю я. – Было бы здорово сменить обстановку и посидеть у тебя!»
Калеб не отвечает сразу, но я продолжаю ехать дальше – устрою ему сюрприз, если потребуется.
Cнова открываю «Инстаграм», быстро пролистывая людей, места и вещи и ставя маленькие красные сердечки, когда мне нравится увиденное. Провожу пальцами по видео, играет музыка, и мой желудок сжимается, когда я слышу джазовую смесь контрабаса, фортепиано, саксофона и ударных.
«Ублюдок», – вырывается вслух. Мой сосед, высокий мужчина в кожаной куртке, кидает на меня встревоженный взгляд и отодвигается.
Начинаю просматривать видео, вспоминая прискорбную правду о великом таланте Адама.
Две опубликованные мной истории об Адаме были ложью.
В них он отвергал меня, потому что любовь была такой сильной и неожиданной, что он испугался этих чувств, будучи не готовым к встрече с ними. И потому сбежал.
С тех пор я считаю, что все, кто испытывает ко мне чувства, просто ошибаются, принимая меня за кого-то другого.
Место действия – лазурное море, экзотические птицы, много солнца, гамаки в укромных уголках на роскошном круизном корабле на Галапагосских островах – само по себе располагало к романтике, но мне было шестнадцать, я была с семьей, и это все портило. Адам только что получил степень магистра в престижной консерватории в родном Бостоне, а я была старшеклассницей. Он был невыносимо великолепен – элегантный, ухоженный, будто диснеевский принц, и мое подростковое сердце не выдержало. Круиз длился шесть дней, и Адам держался сам по себе, но я взяла за правило попадаться ему на глаза, где бы он ни был, флиртуя с барменом и заказывая безалкогольный мохито. В последний день нас высадили на одном из островов. Родители и Ноа выбрали поход, а я – пляж, потому что Адам выбрал именно пляж. Он расположился на песчаном склоне, надел пару гигантских наушников, закрыл глаза и начал барабанить в воздухе. Сейчас или никогда.
Уклоняясь от его широко раскинутых рук, я пристроилась рядом и спросила:
– Что ты слушаешь?
Вздрогнув, он открыл глаза.
– Прости! – сказала я. – Не хотела тебя напугать.
Он засмеялся и сказал: «Ты меня не пугаешь», а затем кинул айпод в мою сторону. Брайан Блейд Феллоушип, «Ред Ривер Ревел». Я ничего не знала о джазе, поэтому показала на его наушники и спросила, можно ли послушать. Он сам надел их на мою голову, пальцы коснулись меня мягко, но уверенно. По моему телу пробежала дрожь, заиграла музыка, песня закончилась, я прошептала, что это потрясающе, и вернула наушники. Мы разговорились. Адам был в круизе один – до этого несколько недель гастролировал со своей группой по Чили, Аргентине, Перу и Эквадору и выделил немного времени на путешествие перед вылетом домой. Он всегда хотел увидеть Одинокого Джорджа, самую известную в мире черепаху. (Только много позже я поняла, как нам повезло застать его живым.)
Я сказала Адаму, что пишу и даже публикуюсь – технически это действительно было так, ведь я победила в детском конкурсе от журнала «Райтерс Дайджест», – и он спросил, сколько мне лет, и я ответила.
– Шестнадцать, – медленно выдохнул он, как будто в этом слове было как минимум четыре слога. – Черт.
(До сих пор задаюсь вопросом, к чему относилось это «черт»: был ли он впечатлен, что у меня уже есть публикации, или разочарован тем, что со мной не получится переспать?)
Несколько долгих секунд Адам смотрел на меня пристально и с непривычным для меня интересом. Мы сидели на пляже в окружении лающих морских львов. Мои волосы были мокрыми и тусклыми от воды, но щеки, должно быть, раскраснелись, а глаза были ясными и сияющими. Но ярче всего я помню звуки, чувства, сам факт того, что на меня впервые так посмотрели.