Поднявшись наверх, я отмокла в теплой ванне, а затем, надев одну из длинных рубашек Кадера, забралась в постель. Я не стала анализировать, почему выбрала именно его рубашку. Номер четвертый напугал меня, добившись своей цели. И все же рубашка не представляла собой номер четыре. Затяжной аромат одеколона в сочетании с осознанием того, что когда-то мягкий материал покрывал его твердое, как камень, тело, а разноцветные чернила навевали мысли о человеке номер три, который доставлял мне удовольствие. Если бы я могла научиться выделять его личности, то призналась бы, что нашла утешение в номерах с первого по третий.
Сон приходил и уходил.
Мои сны были яркими и бессвязными. Сцены и персонажи из другого времени моей жизни проплывали в мыслях, как будто игроки были не людьми, а призраками, посещающими меня, только чтобы исчезнуть на ветру.
Проснувшись в темной комнате, один из многих раз в течение ночи, я рассуждала про себя, что упоминание моего отца и детства Кадеру в сочетании с названием его дома вызвало возвращение забытых воспоминаний.
Мой разум лихорадочно пытался расставить осколки по местам, пока они не оказались вне досягаемости, но, словно хватаясь за дым, не в силах удержать его в руке, мои сны исчезали.
Возможно, именно мое нынешнее затруднительное положение заставило меня вспомнить. В моем будущем не было ничего определенного, и все же мое прошлое было предопределено. Разрозненные сны заставили мой разум вернуться в давние времена.
Сон вызвал воспоминания о том, как я впервые присоединилась к отцу во время его волонтерской работы. Вместо того, чтобы быть участником, как я вспоминала в своих мыслях, теперь была наблюдателем. Уже не молодая девушка, я смотрела на эти сцены как женщина нынешнего возраста, рассматривающая более молодую версию себя и своего отца.
Тот первый визит был вызван необходимостью. Я не могла вспомнить подробностей, но что-то случилось с одной из пациенток моей матери, и она была нужна в больнице. Элли была у подруги. Если бы отец не взял меня с собой, я осталась бы дома одна. Хотя я заявила, что справлюсь, отец решил иначе.
Сколько я себя помню, отец всегда посещал разные места, консультируя молодежь. Позже я узнала, что люди из различных Христианских Ассоциаций, клубов мальчиков и девочек и программ после школы звонили моему отцу всякий раз, когда происходило что-то значительное или если кто-то, по их мнению, нуждался в его помощи.
Пока мы ехали по окраинам города, ландшафт различных районов Чикаго был чередой нового для меня. Разнообразное население Уикер-парка было моей нормой. Я не понимала, что, когда мы путешествовали по разным местам, потенциальные опасности скрывались за стенами центров.
Теперь, вспоминая, как взрослая, я восхищаюсь своей невинностью и благодарю родителей за то, что они вырастили меня так, чтобы видела человека, скрытого под маской. Может, именно поэтому мне трудно видеть человека, которым называется Кадер.
Свернувшись калачиком и устремив взгляд за большие окна в ночное небо, я не могла не задаться вопросом, увижу ли я когда-нибудь своего отца снова. Этих мыслей я старалась избегать, смаргивая слезы, застилающие веки. Говорила ли я отцу, как много значат для меня эти визиты?
Возможно, Кадер был прав, и другие дети видели во мне чужака. Это было не то, что я чувствовала, и не то, что другие заставляли меня чувствовать. Почему я не сделала больше в Индианаполисе, чтобы помочь другим, как мой отец?
Я всегда была слишком занята работой и исследованиями. Нет, я видела свой способ помочь по — другому. Это была моя вера в наш состав. Создание его было моим способом внести свой вклад.
Реальность поразила меня.
Состав может никогда не выйти на рынок. Мои мечты о помощи другим умирали вместе с моей репутацией. Вздохнув, я закрыла глаза, позволяя разуму вернуться к воспоминаниям, которые оживили мои сны.
Мне вспомнился тот первый визит.
Папа вел меня, и мы подошли к большому зданию из кирпича и известняка. Я вспомнила голубое небо и оранжево-желтые листья, которые кружились на стоянке. Держась за руку, мы с папой вошли в большой гимнастический зал. Внутри за высоким столом ждала женщина с красивой улыбкой и блестящими ногтями.
Возможно, это странные воспоминания для девочки лет одиннадцати, но я вспомнила.
Ее звали мисс Бетси. После того, как мы навещали ее несколько раз, она выходила из-за стола и обнимала меня. Улыбка появилась на моих губах, вспомнив, как она всегда пахла ванилью, вроде той, что моя мама добавляла в шоколадное печенье.
Возможно, именно первая реакция мисс Бетси заставила меня почувствовать себя гостьей.
В тот первый визит папа извинился перед ней за то, что взял меня с собой. Обойдя стол, мисс Бетси с дружелюбной улыбкой сказала папе, что я всегда желанная гостья.