Одержимость Драко (СИ)

Я понимал, что у меня очень мало времени. Даже просто общаться с ней было опасно, не говоря уже о том, что я совсем потерял голову и подъезжал на машине прямиком к ее дому. Я тоже вызвал ее интерес – это было видно невооруженным взглядом. Мне и раньше случалось использовать своё обаяние, чтобы достичь желаемого, но теперь не пришлось даже стараться. Просто надевал одну из своих самых обаятельных   масок. Хотя, возможно, только рядом с ней я снимал ее, чтобы стать самим собой. Может, я до сих пор не верю, что кто-то способен полюбить меня таким, какой я есть? Никто не знал, чего мне стоило скрывать правду, что была спрятана глубоко в душе. Настолько глубоко, что даже маленькие отголоски этой неприглядной действительности не имел шанса всплыть наружу. Все это было надежно замуровано в непроницаемо черный ящик Пандоры, который переплетали тяжелые цепи молчания. Даже моя татуировка хранила свои неприглядные тайны, скрывая под яркими чернилами следы ожогов и страшных рваных ран, оставленных им – Берех Бен Ходжем. Из года в год он лепил из меня машину убийства - своего наследника, своего преемника. Но только я знаю, что ревностно скрывает и охраняет мой дракон, который всегда со мной. Он давно стал частью меня, будто сплёлся с венами на моей руке.

Непроизвольно бросив взгляд на свою кисть, где будто дремало, прикрыв глаза, мифическое животное, я подумал о том, насколько обманчиво его спокойствие. Он был опасен и неумолим. Мой дракон затаился.

Берех Бен Ходж… Великий и непобедимый глава клана – мой отец – убит. Какие чувства испытывают люди при известиях о кончине близкого человека? Должно быть, печаль, неверие, в конце концов, горечь утраты. Но у меня были совсем другие эмоции. Да, несомненно, первое время меня охватили шок и растерянность, словно корочкой льда покрывая со всех сторон мой ещё не понимающий происходящего разум. Сантиметр за сантиметром, обволакивая каким-то равнодушием к сложившейся ситуации. Пока, наконец, не появилось постыдное чувство спокойствия.

Если бы не обязательства перед моей семьей и людьми, я бы просто забыл, кто такая Катриэль Антонеску и не выяснял по какой причине она убила отца. Мёртв человек, который, сколько я себя помню, не давал спокойно жить ни мне, ни другим обитателям особняка. Его больше нет. Я никогда не услышу голос этого тирана, который одним словом, взглядом, мог довести до паники прислугу дома. Его тон и манера обращения доводили людей до самой настоящей истерики. Сколько народу погибло от рук этого палача, в скольких сломанных судьбах он виноват…

Любил ли я отца? Наверно, любил, как и все дети. Пьющий, употребляющий запретные препараты – он оставался одним из моих родителей, которых не выбирают, к сожалению. Моя любовь к нему была искренней и бескорыстной - такой, какой любовью любят своих отцов дети в обычных семьях. Разница заключалась лишь в том, что я всегда оставался на стороже, ловя каждое движение своего непредсказуемого родителя, каждый его взгляд, чтобы вовремя ретироваться, если потребуется. Видя глаза, поддёрнутые поволокой, трясущиеся губы, из уголков которых течёт слюна, я понимал, что лучше спрятаться в своей комнате, а если совсем все плохо, то уйти на пыльный чердак. Здесь я мог спокойно отсидеться в полной темноте, среди старого никому не нужного хлама, чувствуя себя точно таким же, как эта куча барахла - забытым всеми и никому не нужным. Как разбитые и потрескавшиеся рамки для фотографий, заржавевшие и давно остановившееся старые часы, что позабыли прикосновение заботливых рук мастера – во всем этом я находил себя.

Глава 25

Для многих детей темнота была самой страшной фобией, но только не для меня. Для меня она стала спасением. Темнота стала моим другом и пристанищем, надёжным убежищем. Только она давала мне чувство безопасности. Мне не хотелось выходить из своего укрытия, пока я случайно не встречался взглядом со своими серыми глазами в старом потрескавшимся от времени зеркале. Пока я отсиживался на чердаке, там - внизу, кто-то с такими же глазами, совсем беззащитен перед этим монстром. Тогда, сжимая кулаки и скрипя зубами, я спускался вниз, понимая, что я ей нужен - так продолжалось все мое детство, пока это резко не закончилось в один день, после которого я больше ничего не боялся и никого. Со временем, обрастая толстой броней, воспитывая и лелея в себе искусственное равнодушие, я учился быть Драко…

Я вздрогнул, отгоняя прочь воспоминания детства и юности. Под конец своей жизни, монстр уже боялся меня, шипя как змей, ругался и бесновался, но не смел предпринять никаких мер против. Время не щадило его, а старость делала свое дело – отнимая силы и браваду. Известия о том, что отец натворил за последнее время своего существования, а иначе назвать его никчемную жизнь нельзя, привело меня в ярость. Потом ещё около полугода мне пришлось разгребать последствия.