– Скоро я буду вынужден прервать его отпуск. Точнее – через два дня. Где-нибудь через недельку после его возвращения можете действовать… Не беспокойтесь, что вас захотят проверить. Пациент будет находиться в глубоком нокауте, чтобы что-то соображать. Для него насморк – трагедия. А тут… Он паникер и маменькин сынок. Что вы такой бледный? Неужели так трудно постараться ради собственной безопасности?
Карцев налил себе воды, жадно выпил. Он уже не старался быть вежливым. Конец августа выдался жарким. Его собеседник наверняка нуждался в глотке прохладной воды. Роман Борисович сжал пустой стакан.
– Осторожно, не пораньтесь. – Марков поднялся.
– Я хочу, чтобы вы знали: я сожалею, что иду на это.
– Разумеется.
– Хотя это не первая моя ложь… и не последняя.
– Наконец-то прорвалось, – засмеялся Марков.
– Что еще я должен сделать?
– Будьте убедительны. Подготовьтесь, чтобы не оставить ни малейших сомнений в правоте ваших слов. Играйте сожаление и упирайте на то, что в этом случае не поможет никто. Юноша с детства впечатлительный, так что новость не оставит его равнодушным.
Не прощаясь, Марков направился к дверям. Взявшись за ручку, оглянулся. Бледный как мел Карцев выглядел жалко.
– Надеюсь, вы не ждете от меня материального вознаграждения?
– Я не думал об этом.
– И правильно делали, Роман Борисович. Потому что вы сохраните самое дорогое, то, что не имеет цены. Сохраните в том случае, если сыграете свою роль убедительно. Ваше слово должно убить. Слышите? Убить!
Карцев кивнул. Он не мог говорить. Когда за Марковым закрылась входная дверь, резким движением все смел с рабочего стола. Никогда еще ему не было так паршиво. Нет, было, когда на операционном столе умер его первый пациент. Тогда коллеги утешали его, и со временем он смирился с неотвратимостью таких потерь. Но то, что он собирался сделать, было гораздо хуже. Не будучи глубоко верующим, Роман Борисович понял, что в небесной канцелярии за такой проступок с него спросят по самой высокой цене. И он вряд ли будет способен расплатиться.
– Ну, как отдохнули?
Ей страшно встречаться с ним взглядом. Даже когда Майя разговаривает с ним по телефону, ее не покидает ощущение, что он видит ее насквозь. Когда же Седой сидит напротив, это чувство действует на нее парализующе. Ничто не ускользает от его внимательного взгляда. Удивительные глаза, страшные глаза, обманчивые манеры. Майя боится его. Она знает, что с ним шутки плохи. Уверенность исходит изнутри, вызывая желание поскорее оказаться подальше от этих пытливых глаз.
Место встречи выбрала Майя. Небольшое уютное летнее кафе. Раньше она часто бывала здесь с Кириллом. Захотелось понять, насколько ей до сих пор больно. Добровольно-исследовательский мазохизм. Но все как будто под контролем. В какой-то момент Майя подумала, что окончательно, без осложнений переболела болезнью под названием «Кирилл Аюшев». Желаемое разошлось с действительностью. На сердце было тяжело, а память вернула ее в те времена, когда они были вместе и, казалось, счастливы.