Одержимость

– Какая чушь! – с негодованием воскликнула Майя. – Ты думаешь, я придаю значение таким мелочам?

– Это не мелочи. Я сама еще не привыкла, что началась другая жизнь.

– Постой. Сколько вы были знакомы?

– Почти семь лет.

– И ты осталась ни с чем? – Показному возмущению Майи не было предела. – Вот это мужчина, вот это я понимаю! Вышвырнуть и оставить ни с чем!

– Не будем говорить о нем плохо. Он одержим, понимаешь? Эта женщина словно околдовала его. Рано или поздно он опомнится и вернется. Тогда я… прощу его.

– Ты слишком добра к нему.

– Я отношусь к нему как к больному.

– Безнадежность? – Майя с удовольствием подыгрывала, желая разговорить Машу. – Одержимость? Какой коктейль. Ты веришь в подобную чушь?

– Верю, еще как верю. Все это не очень хорошо заканчивается.

– Для кого нехорошо? – Настороженность собеседницы выразилась в неконтролируемо высоком тембре голоса.

– Для него, разумеется. Он не знает, к чему приведет связь с этой женщиной.

– А ты знаешь?

– Знаю. Она погубит его, – прошептала Маша. – Ему нужна я. Она заставила его забыть об этом. Он – слабый мужчина, только и всего.

– Стоп! Стоп, иначе мы не весть до чего договоримся. – Разговор принимал неприятный для Майи оборот.

– Приезжай, – спохватилась Маша, – о таком трудно говорить по телефону.

– Давай адрес, я записываю…

Меньше чем через час Майя ехала в такси к Маше. Усмехнувшись, достала зеркальце, посмотрелась в него. Нечего сказать – ведьма. В чем-то Маша права. Сегодня чары ведьмы опутают жертву собственной доверчивости.

Живут же на свете такие наивные люди! Живут и верят в то, что человек с улицы может стать другом и помочь выбраться из трудного положения. Тот, кто был близок, растоптал, а чужак сыграет роль спасательного круга. Чушь какая! Бедное создание. Как же безжалостно обошелся с ней любимый мужчина. Он лишил ее остатков силы воли, мужества и веры в себя. Но жалеть Машу по-настоящему никто не собирался. Майя поджала губы, бросила зеркальце обратно в сумочку. К тому же не такая уж она слабачка, не такой уж одуванчик, если смогла достойно принять удар судьбы. Девчонка держится молодцом. Немного слез – это нормально.

Майя хорошо помнила день, когда Андрон признался, что разорвал отношения со своей гражданской женой.

– Плакала?

– Да.

– Утешил? – нехорошо усмехнулась Майя. Странно, новость не доставила ей ожидаемой радости.

– Не получилось.

– Отступные просит? – Она впилась глазами в Андрона.

– Сам предложил. Отказалась. – Некрасов выглядел подавленным. – Заладила, что ей ничего не нужно. Этим она все усложняет.

– А ты думаешь, деньги могут компенсировать сердечную боль? – неожиданно выпалила Майя. – Думаешь, любовь и преданность можно оценить? Счет в банке, роскошная квартира, дорогой автомобиль – к чему это, когда нет главного?

– Прости, я, кажется, не то говорю. – Некрасов удивленно смотрел на женщину, стоящую перед ним. Он не знал ее. Таких глаз у нее еще никогда не было. Андрон мог отдать голову на отсечение, что в них промелькнула ненависть. – Хотя… Я думал, ты обрадуешься.

– Не обращай внимания. Элементарное проявление женской солидарности. – Майя постаралась смягчить впечатление от своего эмоционального выпада.

В тот момент она снова мучительно переживала разрыв с Кириллом Аюшевым. Его щедрости хватило на то, чтобы пообещать ей нормальные условия работы в клинике и предложить себя в качестве верного друга. Кажется, ей недолго еще терпеть унижение, каждый день видеть его сияющую самодовольную рожу. Скоро, очень скоро она обеспечит себе безбедное существование. Себе и своим детям. Тогда отпадет необходимость работать. Никаких Карцевых, Аюшевых. Они так пыжатся, изображая из себя выдающихся деятелей медицины! Как же они будут завидовать, когда увидят, что их медсестра взлетела гораздо выше. Букашки. Они будут ползать где-то внизу, а она с победной улыбкой взирать на них с недосягаемой высоты. Это произойдет очень скоро.

Карцев никогда не чувствовал себя так паршиво. Он знал, что рано или поздно случится что-то подобное. Думал, что окажется готов, но реальность ошеломила. Его поставили перед выбором. Человек, сидящий напротив, открыто демонстрировал свое превосходство. То, что это доставляло ему удовольствие, читалось на его лице. Роман Борисович старался скрыть хаос, творившийся в его душе. Он стоял на краю пропасти. Его согласие означало шаг вперед.