Одержимость

— Вам мат, гроссмейстер, — констатировала Брусникина. Она давно оставила свои журналы и сидела, прижавшись к Воскобойникову плечом, в надежде, что это поможет прекратить затянувшуюся экзекуцию. с момента, когда они переступили порог офиса Development Comp.Inc. на Звездном бульваре, прошло уже около четырех часов.

— Еще раз, Георгий Аркадьевич! — потребовал Гордеев.

— Хватит! — Брусникина решительно встала. — И так все ясно.

— Нет, еще раз! — повторил Гордеев взбешенно.

Она отшатнулась и поглядела на него с опаской.

— Еще раз, — вынужден был согласиться Воскобойников. Выглядел он изможденным и серым, как будто с утра постарел лет на десять, хотя, возможно, виной всему было искусственное освещение — неживое, с витринным фиолетовым отливом (на улице совсем стемнело и сгустился туман).

— Двадцать минут, — сказал Гордеев.

— А потом пятнадцать, десять, пять? — подала голос Брусникина. — У вас телефон звонит.

— Потом посмотрим! — ответил Гордеев, сцепив зубы. — Слышу, что звонит.

— Юрий Петрович, вы где сейчас? — Звонил Рубинов.

— В районе ВДНХ.

— Вы не могли бы уделить мне несколько минут?

— Ну, примерно через полчаса буду свободен…

И что ему снова нужно? Гонорар, что ли, хочет заплатить…

— Я подъеду?

— Вас уже выписали?

— Да, так я подъеду?

— Хорошо. — Гордеев назвал адрес.

На этот раз компьютеру оказалось достаточно и десяти минут.

— Больше не могу, — сказал Воскобойников, с трудом выбравшись из кресла. — Все равно что удава гипнотизировать. Привязывать меня к кровати не обязательно, но отныне я с „Владимиром I“ не играю. Если без этого никак нельзя, лучше вообще отказаться от расследования.

— То есть вы сдаетесь? — поинтересовался Гордеев.

— Нет. Но такими методами подтверждать ваши версии отказываюсь. Категорически.

10

Через двадцать минут Гордеев сидел в машине неподалеку от трамвайной остановки и высматривал Керубино. К ночи туман совсем сгустился, так что видимость была аховая, и Рубинов появился не пешком, как почему-то предположил адвокат, а на новехоньком „субару — форестере“. Джип резко встал у кромки тротуара, расплескав огромную лужу. Керубино, приоткрыв дверцу, поманил Юрия Петровича:

— Давайте покатаемся на моей.

— Ладно.

Гордеев влез внутрь, стряхнув с плеч и волос тяжелые капли: туман гадкой моросью оседал не только на крышах и стеклах машин, но и на головах несчастных прохожих — пока дошагал от своей машины до джипа, уже намок. Керубино, не дожидаясь, пока Гордеев усядется поудобнее и как следует захлопнет дверцу, газанул и резко вывернул влево, чудом не задев припаркованную впереди „Волгу“. Дверцу пришлось захлопывать уже на ходу.

— Куда едем? — поинтересовался Гордеев, глядя, как Рубинов, выскочив со Звездного бульвара, не ушел к центру, а выехал на Ярославское шоссе.

Керубино ткнул пальцем вперед:

— Туда.

— И что там?

— Все.

На минуту, а может, и больше повисла пауза. Рубинов, такой счастливый еще вчера, был откровенно зол. Он то и дело бросал короткие хмурые взгляды на Гордеева, но тут же отводил глаза, под бледными скулами бегали желваки. Гордеев включил лазерный проигрыватель, но не успел он завестись, как Матвей взвизгнул:

— Выключите!

— Почему?

Из колонок полетели первые аккорды заунывной гитарной композиции.

— Выключите, пожалуйста.

— Ладно, поставим что-то повеселее… — Гордеев потянулся к бардачку, где лежала целая стопка дисков.

— Нет! — Керубино шарахнул по кнопке, выковырял диск и вышвырнул в окно.

— Что-то случилось?

— Нет.

— Ладно.

Проехали „Ярославский тракт“, Бабушкинское кладбище, церковь Андриана и Натальи. Рубинов молчал, Гордеев тоже молчал. Почти у самой Кольцевой адвокат не выдержал и поинтересовался:

— Они вернулись? Снова зеленые… Эй! Осторожно!

Прямо на них неслись, увеличиваясь в размерах, фары встречной машины. Большие, высоко стоящие фары грузовика. Гордеев и не заметил, как Керубино выскочил на встречную полосу. Он и сам этого не заметил и не успел испугаться, но резко вывернул руль, и огромный мерседесовский фургон пронесся буквально в считанных сантиметрах слева, справа другая машина взвизгнула тормозами, впуская их обратно на свою полосу.

Гордеев перевел дыхание:

— Какого черта?!

— Что вы от меня хотите?!

— Это я чего-то хочу?!

— Да.

— Хорошо, я хочу знать, куда и зачем мы едем?

Рубинов даже не взглянул в его сторону.

— В задницу твои знания! — Керубино вдруг перешел на „ты“. — Что изменится оттого, что ты будешь знать?!

— Не знаю.

— Вот!

— Что вот?

— Ты сел в машину по доброй воле?

— И что? Что вы, черт возьми, делаете?!

Рубинов с мрачной ухмылкой медленно, но уверенно, теперь уверенно, сознательно съезжал на встречную полосу. Встречные машины, отчаянно сигналя, сворачивали в сторону.

— Прекратите! — потребовал Гордеев.

— Нет.