Одержимость

Дама одарила Гордеева и Брусникину снисходительной улыбкой. Рядом с невысоким, основательно сутулым Мовсесяном она выглядела поистине величественно: королевская осанка, гордо вскинутый подбородок. Было ей порядком за пятьдесят, но она прекрасно сохранилась, и гладкость надменного лица портила лишь одна морщина от левого уголка рта к подбородку — признак властности. Или желчности.

Подошел лифт, но она передумала спускаться.

— Все, что мог рассказать, я рассказал следователю, — так же недовольно продолжал Мовсесян. — Добавить мне совершенно нечего. Произошедшее просто не укладывается в голове, и дать пристойного объяснения случившемуся я не в состоянии. Впрочем, вам это, наверное, уже известно.

Брусникина и Гордеев практически синхронно кивнули в знак согласия.

— Тогда зачем же вы пришли?

— Болотников утверждал, что во время матча компьютер оказывал на него морально-психологическое давление… — начал Гордеев.

— Ах, вот в чем дело! — вмешалась тетушка Мельника. — Я предрекала вам, Вардан Георгиевич, что так и будет. Они костьми лягут, чтобы только замолчать, не придать огласке, похоронить и забыть!

— Любезная Ангелина Марковна, вас ждет такси. — тренер порывисто нажал кнопку вызова лифта. — Я думаю, сам смогу разобраться с господами…

Двери лифта тут же открылись, кабина так и стояла на шестом. Тетушка холодно кивнула «господам», бросила «до свидания» Мовсесяну и гордо ретировалась.

— Доброго здоровья, — пожелал тренер уже закрывшимся дверям. — Итак… — Он несколько раз перебежал глазами с Гордеева на Брусникину и обратно и в конце концов остановился на Брусникиной. — Итак, я не стану спрашивать, чьи именно интересы вы намерены защищать. Меня, собственно, это не касается. Но Болотников действительно жаловался после одной из проигранных партий, что в какой-то момент испытал состояние, близкое к погружению в транс, к гипнозу или еще чему-то подобному.

— Он настаивал, что именно компьютер вызвал это погружение в транс? — спросил Гордеев.

— Он был как всегда не в меру эмоционален и, разумеется, не сумел описать, что именно с ним произошло, но окружающие поняли его именно так.

— А Мельник? Он жаловался на что-либо подобное?

— Разумеется, нет, иначе мы ни за что не согласились бы на продолжение матча.

— Не жаловался вообще, — продолжал допытываться Гордеев, — или не жаловался до смерти Болотникова?

— Константин, вне всякого сомнения, погиб по той же самой причине, что и Болотников! И можете передать своему начальству, спевшемуся с Development Comp.Inc., что мы этого так не оставим! — сорвался Мовсесян, но очень быстро овладел собой и уже более миролюбиво подвел черту: — У меня очень мало времени, и вообще, я считаю разговор исчерпанным.

4

Они молча спустились в холл, молча уселись в машину Гордеева. Брусникина почему-то второй день была без машины. К Болотникову, вернее, его вдове, нужно было ехать на Кожевническую улицу — недалеко, но по заснеженным улицам ехали минут двадцать. И за всю дорогу оба не проронили ни слова. Только перед самым подъездом Брусникина, вдруг остановившись, поинтересовалась:

— Вы курите, Юрий Петрович?

— Да, а что?

— Ну так закуривайте. А пока будете курить, мы подумаем, как вести себя с Гончаровой. А то стоять на морозе просто так перед чужим подъездом глупо.

— Глупо стоять, давайте сядем. — Гордеев кивнул на застеленную картонками поверх снега лавочку. В машине ему действительно хотелось курить, но после такого настойчивого предложения напрочь перехотелось.

— Да ладно уж, — брезгливо поморщилась Брусникина. — Собственно, я хотела услышать ваши выводы из услышанного от мальчика и Мовсесяна. Вас так возбудила фраза «эта чертова груда железа пыталась влезть мне в мозг», как будто вы не знали об этом заранее. Болотников, по-вашему, все-таки сумасшедший? Был сумасшедшим?

— Вряд ли. То есть эти его слова можно, наверное, расценить как начало психического расстройства, которое могло стать причиной самоубийства…

— Но вы так не думаете?

— Нет. Раньше думал, теперь — не думаю.

— Почему?

— Потому что погиб еще и Мельник, который ничего подобного не говорил.

— Значит, оба покойника были психически здоровы, правильно я вас поняла?

— Да. Более того, думаю, Болотников мог тогда высказаться абсолютно честно и без всяких преувеличений, компьютер вполне мог каким-то образом на него влиять…

— Даже довести до самоубийства? — насмешливо переспросила Брусникина.

— Да.

— И Мельника тоже компьютер порешил?

— Почему бы и нет? Просто у Мельника психика устроена немного не так, как у Болотникова. Болотников сразу понял, что происходит нечто странное, но не смог сопротивляться, а Мельник либо вообще не понял, либо понял уже в полете.

— Вы фантазер, Юрий Петрович, — хмыкнула Брусникина.

— Совсем наоборот, — пожал плечами он. — Вы сами спросили, что я думаю, я совершенно честно вам ответил. Но я при этом не собираюсь немедленно докладывать Воскобойникову и предъявлять обвинения разработчикам «Владимира I», поскольку мои выводы основаны на очень небольшом количестве фактов. Появятся новые факты, возможно, придется пересмотреть и выводы.