– Присмотри за моим сыном, – Уильям опускает ни о чем не подозревающего Криса на пол. – Милый, ты помнишь, как нужно вести себя с девочками?
– Да! – громко крикнул сынок и забежал в дом, минуя Гранда. Тот недоуменно взглянул на затылок Криса, затем приковал свое внимание к Уильяму.
– С чего это я должен выполнять твои обязанности?
– Потому что я разгребаю твое дерьмо, Гранд. Так что тебе лучше позаботиться о моем сыне и сделать так, чтобы он остался в безопасности.
А вот я ни черта не понимаю о чем он. Какое дерьмо? Почему его разгребает Уильям? Какого черта мы с Крисом внезапно должны покинуть наш дом? И почему Крис не едет с нами, а остается на попечении моей подруги и ее темного типа? Только не говорите, что это связано с покушением на Гранда? Ло рассказывала, что они подозревают Петровского – бывшего наставника Уильяма.
В моей голове все окончательно запуталось, а Элли поблизости нет, чтобы расспросить ее о проблемах наших мужчин.
Пока я задавалась этими вопросами, Гранд молча кивает, тем самым пообещав, что с Крисом ничего не случится, и закрыл перед нами дверь. Уильям тем временем хватает меня за руку и ведет к своей бронированной машине. И я в непонимании гляжу, как наш двор сменяется многоголосной трассой за городом.
– Может, объяснишь, что происходит? – тут же обрушиваю вопрос на Уильяма.
– Петровский жив, – говорит эти слова таким тоном, словно для меня они должны что-то значить. Но что?
– И?
– Если он жив, значит вы в опасности.
Логично. Да, Уильям, ты превзошел самого себя. Как раньше не договаривал, скрывая от меня некоторые факты из моей же жизни, так и сейчас. Скрывал свою личность, свою семью, свои истинные чувства. Ты оставил меня умирать от любви к тебе. От безответной любви.
Не могу больше терпеть эту недосказанность. Нервы накалены до пределов. Еще немного и лопнут окончательно, а я слечу с катушек. Я и так оставила сына подруге, не зная, что с ним случится и смогу ли его защитить, как утверждает Уильям, еще и эта «опасность» от Петровского. Ох уж эти русские!
– Почему в опасности? – не выдерживаю, выкрикиваю во всю силу своего голоса.
– Потому что он заказал убить тебя пять лет назад.
Что? Какой убить? Или он имеет в виду мафиозную группировку, точнее их шалости с моим домом, преследованиями и придурком Макнилом, который испоганил жизни нашей семьи? Тогда почему он жив? Мы ведь…
– Но мы уничтожили всех главных представителей группировки! Он не мог выжить!
– Если бы я выстрелил в голову, а не в сердце, то он бы умер. Черт! – мы чуть не врезаемся в машину, когда едем по встречке, но Уильям виртуозно лавирует между внедорожниками. – По его указанию я уничтожал преступную группировку, но не догадался, что он является главой этой группировки! Когда я думал, что убил всех, он дал задание убрать тебя.
Только сейчас пазл собирается воедино. Он бросил меня тогда, на яхте, вывез из страны и бросил в коморке на окраине Лондона, чтобы оставить ни с чем. Там я думала все эти пять лет. Сейчас я гляжу на картину иначе. На яхте после моей новости о беременности я ненароком заметила, что он изменился. На мгновение. Но его взгляд иначе окинул меня, он будто прощался, а затем приветствовал меня. Тогда я откинула неприятные мысли, а сейчас…
– То есть, ты не…
– Через несколько недель после нашего расставания я должен был поехать к Вики и Эмили. Их я тоже спрятал, чтобы никто не нашел. Когда приехал, они были уже мертвы.
Боже мой…
А я попрекала его семьей, спрашивала, почему он не проведет время с дочкой. И даже не замечала, как менялся его взгляд при упоминании старшего ребенка. Значит, ее больше нет? Ни ее, ни матери? Почему я была настолько слепой? Я окружила себя ненавистью к этому человеку, не могла простить предательства. Чувство вины и горечь пробегают по стенкам желудка, по пищеводу, собираются в горле, но не выплескиваются наружу. Ему не нужна плаксивая женщина и напарница, а сейчас я ощущала себя именно ею.
– Сочувствую.
Он не отвечает на мои слова, а продолжает рассказ:
– Когда я узнал о причастности Петровского к смерти девочек, я отомстил. Я убил его на крыше. Меня привлекли к уголовной ответственности, но освободили из-за недостаточности улик. Но он жив.
– Это значит, что он поедет за нами?
– Да. Гранд спрячет Криса, он в этом мастер, а мы разберемся с Петровским.
– Что мы будем делать?
Мы…
Давно не произносила это местоимение по отношению ко мне и к Уильяму.
– Бороться.
Знаю. Теперь знаю. Если бы ты рассказал об этом раньше, поделился, я бы поняла тебя. Я бы перестала злиться, позволяла бы видеться с Крисом чаще и не попрекала бы другой семьей. Я бы вела себя человечнее по отношению к тебе, но ты…
– Почему ты рассказал об этом только сейчас?
Гляжу на уверенного и сосредоточенного на дороге Уильяма. Не жду ответа, все еще помню, как он уходил от моих вопросов. Но мне важно знать. Важно понять, почему он терпел мои выходки, наш суд над опекой и над алиментами, почему не рассказал все, что произошло в его жизни. Потерять ребенка – это самое страшное, что может произойти с родителем.