Одержимая

В одну из таких неудачных попыток я услышала в голове мягкий голос:

— Однажды я позволю тебе узнать все, что пожелаешь. Но лишь тогда, когда ты поймешь, что хочешь быть только со мной. Когда станешь моей по праву.

— Почему не сейчас? — ответила я новой дерзостью. — Может, если узнаю вас получше, то это сделает нас ближе?

— Скорее, только все усложнит, — последовал полный горечи ответ. — Ты можешь понять все не так, и это лишь отдалит тебя от меня еще больше. Но ты должна знать одно: ты важна для меня и я всегда буду готов прийти к тебе на помощь, какой бы выбор ты ни сделала. Наверное, я должен был дать тебе возможность такого выбора еще в тот день, когда Аттий Аддалос привел тебя ко мне. Но не смог. Желание видеть тебя рядом пересилило все благородные порывы, которые еще оставались во мне. Я жаждал, чтобы ты осталась со мной, и был готов действовать даже силой.

— А теперь? — напряженно откликнулась я, поневоле отстраняясь и прерывая наш контакт.

— Во мне происходит борьба, — признался он, тоже убирая голову от моей шеи и глядя прямо в глаза. — Одна часть меня желает уничтожить все преграды, разделяющие нас. Если понадобится, заставить тебя быть со мной. Другая же понимает, что это неправильно. И такое решение не принесет счастья ни тебе, ни мне, и все станет только хуже. Я успел хорошо узнать тебя, Тея. Такое хрупкое и слабое существо, чем-то напоминающее маленького зверька, нуждающегося в защите. И в то же время упрямое и гордое, отчаянно стремящееся к свободе. Для меня важно не убить это в тебе.

— Почему важно? — напряженно спросила, не зная, как реагировать на его слова.

— Она была такой же… — последовал странный ответ.

— Кто?

Ответа не последовало, а в какой-то момент я осознала, что он снова исчез. Тяжело вздохнула и пожала плечами. Что ж, буду надеяться, что когда-нибудь получу ответы на все свои вопросы. Радует одно — смирять меня против воли он не станет. Зверь внутри победно выпрямился, осознавая, насколько сильный союзник на его стороне.

Глава 6

Я уже так привыкла к своему заключению в камере, что казалось, прожила здесь всю жизнь. По сути, в какой-то степени так оно и было. Зверь внутри меня родился всего месяц назад и его сразу поместили сюда. Он привык к распорядку, с каждый днем учился смирять свои инстинкты и познавал пределы собственной силы. А я привыкла чувствовать себя такой: живущей на одних инстинктах.

Все казалось таким простым и понятным. Я не мучилась лишними рассуждениями, воспринимала все, что со мной происходит, как должное. Может, поэтому проснувшись однажды поутру, не сразу поняла, что все изменилось. Нет, зверь никуда не ушел. Он продолжал жить внутри меня, став неотъемлемой частью того, что составляет сущность каждого вампира — жажды. Но теперь я могла его контролировать.

Он спрятался в глубине сознания, будто заключенный в личную тюремную камеру. Только на этот раз тюремщиком была я сама, а не стены вокруг. Ко мне же возвращались привычные мысли и чувства. Возвращалось то, что составляло средоточие моей собственной личности. В голове проносились яркие образы всего, что происходило со мной сразу после того, как стала одержима кровью.

Как же был прав Эрбин, когда говорил, что это будет иметь для меня значение, стоит кровавой пелене упасть с глаз! Я боялась даже вздохнуть, пытаясь справиться с ураганом захлестнувших эмоций.

Память оказалась безжалостным палачом, не пропуская ни единого момента из всего, что происходило. Я словно заново переживала все, что со мной случилось в этот жуткий месяц. Только теперь эмоции и реакции были совершенно другими. Вспоминала, как разорвала на себе одежду и бесстыдно выставляла обнаженное тело перед наставником.

— А-а-а-а-а!

Я зарылась лицом в подушку, чувствуя, как щеки пылают огнем.

Интересно, что было бы, если бы Эрбин поддался на провокацию? Я подавила рвущийся наружу рык. Хорошо, что ему хватило сдержанности этого не сделать.

А то, как бесстыдно позволяла Властелину сливаться со мной в единое целое, пусть даже не традиционным способом. Но сути это не меняло. Для вампиров то, что происходило между нами, не что иное, как еще один вид сексуальной близости.

Как я могла?! Что наделала? И как после такого смогу сказать ему, что не собираюсь больше никогда повторять подобный опыт? Боюсь даже представить реакцию Властелина!

Но хуже всего — воспоминания о том, что я творила с бедными жертвами. Особенно четко вставала перед глазами первая. Черты лица грубоватого мужика, которому я, как дикая собака, растерзала горло, отпечатались в памяти позорным клеймом. И каждый раз, как пыталась об этом не думать, сами собой представали перед внутренним взором.

Что же я наделала?

Бессильно била кулачками по подушке, подвывая, как раненая волчица.

Эрбин прав! Как же чертовски прав! Если бы я таким же образом расправилась и с другими, как смогла бы пережить? Ведь даже осознание того, что на моей совести одна смерть — худшая пытка, какую можно представить. А то, как пила кровь из живой плоти и какое удовольствие мне это доставляло? Я содрогалась от того, на что оказалась способна!