– Что это значит? – Закидывает мне на шею галстук и намеренно дергает так, что моя голова чуть ли не отрывается. Несколько раз режет мне тканью шею, действия резкие и пилящие. – То есть, ты можешь обедать непонятно с кем, одеваться, как светский денди? А я превращаюсь в домашнюю клушу, так? – Снова рывок, и моё горло перехватывает узел галстука.
– Выдохни, конфетка. – Аккуратно, но с усилием убираю ее пальцы от себя, освобождаюсь от удавки. – Если бы я доверял тебе, что ты не устроишь стресс…
– Для тебя? – восклицает она, подходит к шкафу и рыщет на нижней полке. Резко рвет упаковку с бежевыми, или как называется этот цвет тела, чулок и вытягивает их перед собой.
– Для себя. – Я голодный пес на цепи, мало того, что ее попка облачена в кружева, так еще и медленные манящие движения по бедрам, тяжело сглатываю и отвечаю крайне осипшим голосом. – Это очень плохая идея, Эллисон…
Один шаг и я бросаюсь на нее, укладываю спиной на кровать, кусаю ее губы и облизываю. Мне бы продержаться еще пару недель, чуточку, и отпустить на волю своего троянского коня, чтобы завоевать свою Трою. Но нет, я обхватываю ее лицо и пью дикими глотками мед ее губ. Целую их так, что тело покрывается мурашками. Не отвечаю за свои действия, движусь губами по подбородку, нежной шее и обхватываю, наконец, упругую грудь. Сдавливаю сильней, чем нужно, получаю ее волнительный стон. Пахом упираюсь в ее коленку и бестактно трусь об нее. Мои стоны тонут в ложбинке ее груди, язык облизывает соски через кружевной бюстгальтер. Блуждающие руки по всему телу девушки останавливаются у краешка трусиков, давлю на ее клитор через них и замираю.
– Я, блин, сейчас умру, если ты не продолжишь, – стонет Эллисон.
– Мой член, испытывающий уже некоторое время стресс, возможно, тоже сейчас умрет, – отвечаю Элли, упираюсь лбом в ее грудь. Мне надо ее взбодрить. – Но это проклятье, и когда чары рассеются, – сжимаю обе ее груди и кусаю их, – ты можешь не надеяться на сладкие поцелуи и тихий секс. Пока я не наверстаю упущенное, не успокоюсь.
Ее тело снова выгибается, я же поправляю боксеры, передавившие мой орган. Я только что чуть не изнасиловал свою жену по обоюдному согласию. Возможно, это стоило бы нам еще одной операции или осложнений.
– Когда у тебя плановая встреча с врачом? – Вытаскиваю со шкафа одно из ее скромных платьев в пол и укладываю рядом с ней.
– Я не могу сейчас говорить о врачах, моё влагалище сразу становится суше, чем пески Сахары, – бубнит рассержено Эллисон. – Только что ты уничтожил моё возбуждение.
Поправляю рубашку, снова заправляю ее в брюки, которые все еще выделяют восставший и неудовлетворенный член.
– Одевайся, одна встреча, ты немного походишь, и потом у меня будет для тебя маленький сюрприз. – Не сказать бы какой. – Кстати, позже попробуем твоё Сахарное влагалище, насколько оно сладкое.
– Что ты… – Эллисон запинается, потом швыряет мне в лицо подушку. – Просто изменил ударение, этим извратил мои слова.
– Я их модернизировал. – Помогаю поправить платье на ее попке, при этом хлестко бью ладонью. Упругая кожа красиво краснеет; расплываюсь в улыбке, когда отворачиваюсь от смело выкинутого в мою сторону локтя. – Так, когда ты идешь на плановый осмотр?
– Через неделю. – Она стягивает волосы в хвост и поворачивается ко мне. – Боже, ты такой сексуальный мужчина, мистер Доусон Хоуп. Клянусь, я бы тебя проглотила.
Обхватываю свой член через брюки в кулак и сжимаю перед ней.
– У тебя есть такая возможность. – Она закатывает глаза и качает головой.
– Отморозок, – говорит она и проходит мимо меня, на ходу берет свой смартфон и обувает балетки. Ей все еще запрещено носить каблуки, но она от этого не особо страдает, хочу сказать, что она готова под все обувать кроссовки. И если с короткими платьями это смотрится нормально, то с длинными – жутковато. Вообще мне кажется, Эллисон глубоко плевать, во что она одета. Например, когда она покупает вещи, будь то шорты, леггинсы, худи и топ – это вещи. А вот платья, юбку она называет «остальное». Если мы идем в магазин, и она произносит, мне надо прикупить «остальное», вот что это? Наверняка, если бы я был «пиджачком», то эта особенность мгновенно превратилась бы в проблему. Для меня же это «чудаковатость» практически святое.
Мы покидаем квартиру, Эллисон несколько раз дергает дверную ручку, убеждается, что отлично сработал замок, и только тогда мы отправляемся на работу. Машина остывает под воздухом кондиционера для нас двоих. Стоит нам завести мотор, Элли уже радостно подпевает кантри певцу и Леди Гага, мне нравится, когда она полна жизни. Даже когда ругается, и мне приятно, что, в некотором роде, я сегодня тоже приложил руку к ее настроению. Когда мы отъезжаем от парковки, она напрягается и выворачивает свою шею, чтобы увидеть кого-то за пределами моей видимости. Надеваю солнечные очки и переключаю на скорость.
– Слушай, а кто живет рядом с нашей квартирой? Раньше вроде там жила старая леди. – Каждый волосок на ее теле встал дыбом, поэтому я выключаю кондиционер. – Не выключай, пожалуйста, мы же сваримся.