Одержим тобой

Я поднимаюсь, крепко жму его руку и спешу к Эллисон. Практически бесшумно открываю дверь, единственное, это щелчок ручки нарушает покой в палате. Жалюзи полностью опущены, розовая комната приобретает едкий оттенок фуксии. Я понимаю, почему она сбежала отсюда в первый раз, приоткрываю окно и впускаю свежий воздух после только что пролившегося дождя. Бледная кожа, осунувшееся лицо, она кажется необычно слабой и безжизненной. Врачи переложили ее на кровать и заботливо укрыли одеялом, мне кажется, этого недостаточно. Подхожу к двери, закрываю ее на ключ, Эллисон не единственная, кто умеет нарушать правила. Снимаю обувь, залезаю на ее кровать, приподнимаю голову девушки и удобно утраиваю на своей руке. Боюсь сделать что-то не то, поэтому прижимаюсь к ней, насколько это возможно. Мне почему-то вспомнилось наше знакомство, как она меня искушала, заглядывала в глаза. Тогда мы были девственниками, но мне казалось, она очень дерзкая и смелая. Поцелуй и вовсе не входил в мои планы. Я был в крутой компании, как мне опять же казалось, где мальчишки не тащатся от девчонок, мы еще были такие зеленые для подобных мыслей. Я помню, как пришел в школу на следующий день, и Томас Фолкнер сказал, что я «предатель». Для этого оказалось достаточным проводить взглядом Эллисон. Когда же мой «друг» подошел к Эллисон и поднял ее юбку, оголив белые трусики, я впервые дрался из-за нее. Готов был придушить свинью за то, что он сделал. Гордости не было, так как я получил такой фонарь под глазом, что светил им не меньше недели. Мама все поняла сразу, как потом она сказала: «Женщины – наша слабость». Так и есть, удары были не сосредоточенными, как и внимание, естественно, я пропускал. Но бил хорошо и получал сам. Потом серия драк за ее внимание, так как она стала меня опасаться. Я считал, что докажу ей древним, как мамонт, способом, что самка должна выбрать сильнейшего. Но проблема была в том, что она не была слабой хранительницей домашнего очага. Силы в этой девушке было столько, что зачастую одноклассники исчезали из поля зрения заранее. Но она не размахивала руками, там срабатывал бранный поток и искусство спикера.

Почему я сейчас думаю об этом? Кажется, она всегда была борцом, почему, когда столкнулась с проблемой, опустила руки? Жизнь, наконец, нашла у нее слабое место – это дети. И как бы она не ерепенилась, именно ребенок мог бы однажды скрепить наш брак. Но, судя по тенюшечке, от которой мы избавились, проблема беременности была в ней. Я представлю ее реакцию, радость, а затем небольшое потрясение на мою новость. Не лелею надежду, что она не рубанет с плеча, но все же.

Эллисон шевелится в моих руках, и я немного отодвигаюсь.

– Хочу пить, – шепчет она, тянусь к тумбочке, на которой стоит бутылка воды. – Ты меня поджарил немного и исколол щетиной. Мне снился назойливый ежик, пристающий ко мне.

– Надеюсь, в хорошем смысле. А то мне в голову после воздержания лезут разные похабные мысли. – Ее взгляд кажется пьяным и с поволокой, она жадно делает пару глотков и снова укладывает голову теперь уже мне на грудь. Прижимает воду к груди и ждет моего вердикта или расстрела.

– Все хорошо, у нас будут дети. – Она всхлипывает. – Конечно, не сразу. Мне снова придется обходить тебя стороной и заедать свой сексуальный голод жирной пищей. Возможно, тренировать руку в ванне. Но потом это будет самое активное оплодотворение. – Ее нос явно просит салфетку, которую сейчас заменяет моя футболка, я смиренно жду, пока она выплеснет наболевшее.

Все еще слабая, она делает еще глоток, чтобы перестать захлебываться слезами радости. Я глажу ее по спине, волосам, обнимаю так сильно, как могу сейчас позволить.

– Они удалили миому? – через рыдания слышу ее голос. – Я…я нормальная, да?

– О, ты лучше всех. Поверь мне на слово, теперь тебя можно гонять целыми днями, заказывать готовить домашнюю еду, кататься на серфе. Можно делать все. Ну за исключением опять-таки секса. Кому из нас от этого должно быть больно? – Смеюсь, когда она щипает меня за сосок. – Если серьезно, я люблю твою смелость, люблю умение бороться и верить до последнего. – Я молчу о том, что я в курсе ее отказа, сейчас она обязана услышать именно эти слова. – И самое главное, я люблю тебя за то, что ты связала свою жизнь с таким придурком, как я. Покорила моё сердце и не отпускаешь его, спустя годы.

Тянусь к ее пересохшим губам и нежно целую.

– Кажется, нам придется очень много наверстать, – слишком спокойно говорит Эллисон. – Ты – моя надежда, Доусон, моя вера.