Очи познания: плоть, разум, созерцание

Но это не Бог как некий онтологический другой, отделенный от космоса, людей и мира творения в целом. Напротив, это Бог как архетипическая вершина вашего собственного Сознания. Джон Блофельд приводит слова Эдварда Конзе, в которых описывается точка зрения буддизма ваджраяны: «Именно пустотность всего позволяет осуществляться процессу отождествления: пустотность [что означает „трансцендентальная открытость“ или „беспрепятственность“], которая находится в нас, соединяется с пустотностью, которая есть божество. Через визуализацию отождествления с божеством „мы и вправду становимся божеством. Субъект отождествляется с объектом своей веры. Поклонение, поклоняющийся и то, чему совершается поклонение, суть неразделимое триединство“».[92] В своем высшем выражении душа объединяется – буквально становится единой – с формой божества, с дхьяни-буддой, с (тут вы можете вставить термин, который для вас более предпочтителен) Богом. Практикующий растворяется в Божестве и в качестве Божества – того Божества, которое изначально и было его собственным высшим Я, или высочайшим Архетипом. Только лишь в этом смысле св. Климент мог сказать, что тот, кто знает себя, знает Бога. Мы же, в свою очередь, могли бы сказать, что тот, кто знает свою сверхсамость, знает Бога. Они суть одно и то же.

Итак, все это конечно же может звучать как нечто довольно «нереалистичное» для уха скептического ученого, эмпириста, рационалиста. Однако я хотел бы, чтобы вы просто рассмотрели последствия возможного существования тонкой сферы. Что, если мистики-мудрецы правы?

Основная же мысль состоит в том, что в тонкой сфере – особенно в высшем тонком – происходит очень высокоорганизованная дифференциация и трансценденция. Сознание, опосредованное высшими архетипическими формами познавания (теми, которые в последовательности развития лежат непосредственно над формально-операционным мышлением[93]), следует путем восходящей трансформации, ведущей за пределы грубого тела-разума и исключительно рационального эго. Данная восходящая трансформация, как и все доселе изученные нами, включает в себя эмерджентное[94] возникновение более высокоорганизованной глубинной структуры, после чего происходит сдвиг отождествления к этой структуре более высокого порядка и дифференциация (разотождествление) от низших структур (в данном случае эго-разума и кентавра). Это означает трансценденцию структур более низкого порядка, что, следовательно, позволяет сознанию оперировать на базе всех более низкоорганизованных структур и интегрировать их. Происходит интеграция, которая на данном высоком уровне просто ведет к различным формам самадхи, или мистического единства, или тождества. Если смотреть с этой точки зрения, «сверхъестественное» – это просто следующий естественный шаг в общем развитии и эволюции к высшим уровням.

Лекс Хиксон описал одну из форм тонкой глубинной структуры, называемую иштадевой. Иштадева – это просто высшая архетипическая форма познавания, вызываемая в определенных типах медитации на пути формы; разновидность внутреннего познавательного видения, напрямую воспринимаемого оком созерцания. Я понимаю, что некоторые люди будут заявлять, что иштадева – это просто «ментальный образ» и его в реальности не существует. Но данное утверждение означает и одновременную редукцию всех ментальных явлений: с тем же успехом мы могли бы сказать, что математика является просто ментальным явлением, а посему ее в реальности не существует. Нет, иштадева реален – более чем реален – в том, как он возникает и воспринимается.

Хиксон описывает это следующим образом: «Форма, или Присутствие, иштадевы возникает как нечто красочно живое, сотканное из лучезарности Сознания. Это не мы проецируем иштадеву. Первичное сияние, принимающее форму иштадевы, на самом деле проецирует нас и все явления, называемые нами вселенной».[95] Эта высшая архетипическая форма познавания в результате опосредует восхождение сознания к тождеству с этой Формой: «Постепенно мы осознаем, что божественная Форма, или Присутствие, это наш собственный архетип – образ нашей собственной сущностной природы».[96]

Это, однако, представляет собой не потерю сознания, а усиление сознания посредством осуществления более высокоорганизованного развития, эволюции, трансценденции и отождествления: «Иштадева не исчезает в нас; мы как индивидуумы исчезаем в иштадеве, и остается только он. И все же в процессе слияния с объектом нашего созерцания не происходит потери нашей индивидуальности, ведь он всегда изначально и был нашим собственным архетипом – источником этого частичного отражения, которое мы зовем своей индивидуальной личностью».[97]