Очи познания: плоть, разум, созерцание

Речь, однако, не идет о том, что к интеллигибилии неприменимы какие-то типы измерения или квантификации. Не идет также речи и об отрицании того, что у интеллигибилии есть свои более тонкие формы пространства-времени. Ведь ментальная сфера и вправду обладает своей формой времени, но это не исключительно природное или сезонное время. Это историческое время, или история: модальность времени, которой присуща не просто протяженность, но еще и, причем преимущественно, аспект намерения. Это нарративное время – время, которое отмечает историю жизненного пути человека, или личности; время, течение которого несет и создает надежды и идеалы, планы и амбиции, цели и мечты; тонкое время, которое может убыстряться и замедляться, расширяться или схлопываться, трансцендироваться или концентрироваться в зависимости от своих интересов, тогда как старое доброе физическое время просто тикает себе и все, застряв в преходящем настоящем, бездумно, монотонно, подчиняясь причинно-следственным связям.

Другими словами, историческое время трансцендирует физическое время: не будучи застрявшим в простом, длящемся мгновение за мгновением, времени сенсибилии, историческое время может охватывать и сканировать прошлое и будущее, предвосхищать и вспоминать, припоминать и предвидеть, а стало быть, позволять разуму уходить от пут, привязывающих его исключительно к ускользающему настоящему телесных ощущений и восприятий. Тем самым он может войти в более широкомасштабное сознание, называемое исторической перспективой. Таким образом, эта более тонкая форма времени также является и более всеохватной и трансцендентной модальностью времени. Сейчас, когда вы читаете эти строки и следуете за моими намерениями, ухватывая мои символические идеи, ваше тело существует в физическом времени, тикающем в настоящем, однако ваш разум движется в русле исторического времени, ускоряясь и замедляясь, смотря вперед и оглядываясь. Это время, являющееся движением не вещей, но мыслей. Время, которое выходит за пределы наивного настоящего мига и сопровождает каждый свой шаг видением и намерением.

Сходным образом сфера интеллигибилии имеет тонкую форму пространства – как раз именно то, что сегодня известно под жаргонным термином «психологическое пространство». Это пространство «я»-идентичности; это также пространство воображения, пространство сновидений, пространство видения, внутреннее пространство, сотворенное разумом с его формальными операциями. Это нарративное пространство, пространство историй, намерений и выбора, а не только лишь физическое пространство протяженностей, столкновений и причинно-следственных связей. Это пространство, будучи более тонким, чем физическое, может трансцендировать его. Мое «психологическое пространство» может расшириться и включить в круг моей самости моих друзей, мою семью и даже мою страну. Я могу все это сделать, даже нисколько не двигаясь в физическом пространстве. Эта форма ментального пространства вместе с соответствующей ему формой времени (историей) и есть то, что характеризует интеллигибилию и ее динамику.

Теперь же взгляните на трансценделию: ибо здесь пространство-время становится настолько тонким, настолько трансцендентным, настолько расширяющимся, настолько всеобъемлющим, что мы можем либо сделать (парадоксальное!) утверждение, что пространство и время совершенно перестают существовать, либо утверждать, что все пространство и время существуют одновременно, в настоящем, в этом извечном мгновении (которое мистики называют «стоящим теперь» – nunc stans, которое, как они старательно отмечают, нельзя путать с nunc fluens – простым мимопролетающим настоящим мигом только лишь сенсибилии). Здесь мы в обители Вневременного, которое есть Всевременность, в обители Внепространственного, которое есть Всепространственность.

А посему, если вернуться к вопросу об измерении, дело не в том, что пространство и время существуют только лишь в грубой сфере сенсибилии. А в том, что в физической сфере пространство и время наиболее плотны, наиболее грубы, наиболее самоочевидно конкретны. По мере же продвижения по спектру сознания пространство и время становятся все тоньше и тоньше (и, как следствие, все более всеобъемлющими, или трансцендентными), и, соответственно, процесс измерения становится все более утонченным и бесконечно более трудным для осуществления, пока он не превращается в результате в нечто совершенно бессмысленное.