Очевидец Нюрнберга

Через три недели базовой подготовки в Кэмп-Блэндинге меня вместе с другими призывниками на грузовиках доставили в окружной суд в Джэксонвилле. Вплоть до самого момента, когда я встал, чтобы принести присягу, я не подозревал, для чего я там. Неожиданно я стал американским гражданином. Никаких церемоний, просто поднял правую руку и сказал: «Клянусь». И еще: «Хотите ли вы сменить имя?» Из Хайнца Вольфганга Рихарда Зонненфельдта я стал Рихардом В. Зонненфельдтом.

Стать американским гражданином было моей голубой мечтой. И вдруг, без всяких церемоний, мечта стала былью. Я был ошарашен.

Вот так я, последним прибыв в Америку, оказался первым среди родственников и друзей, кто получил американское гражданство. Мое гражданство помогло родителям, у которых теперь был сын-солдат. Я был на седьмом небе от счастья, что стал полноправным гражданином величайшей страны мира. Я весь сиял и глубже дышал воздухом, который теперь стал таким же моим, как и любого другого американца. Я больше никогда не буду беженцем.

В Кэмп-Блэндинге я научился сворачивать одеяло, чистить ботинки, складывать сундук и вещмешок, носить винтовку и атаковать штыком картофельные мешки. Я так метко стрелял в цель, что мне выдали винтовку «Спрингфилд» с телескопическим прицелом для снайперской стрельбы. Когда нас стали обучать уличному бою, не осталось никаких сомнений, что нас тренируют для военных действий в Европе. Среди прочего нас научили, что если в нас кинут гранату и ее нельзя будет отбросить, то кто-то должен накрыть ее своим телом, чтобы спасти товарищей. Через несколько дней лейтенант, командовавший нашей учебной ротой, показал, как надо отбрасывать настоящие гранаты. Он выдернул чеку, запал задымился, и лейтенант неловко уронил ее себе под ноги. У нас было пять секунд до взрыва. Наш товарищ по учебке, высокий и красивый юноша, бросился на гранату, а остальные укрылись, кто где смог. Но, разумеется, это оказался муляж, учебная граната без боевого заряда.

Молодого красивого солдата направили в школу для кандидатов в офицеры, потому что он «пожертвовал» собой. Или не пожертвовал? Он всегда был любимчиком сержанта Витакко, начальника нашей части. Как сейчас помню, Витакко любил повторять: «Солдаты, если вы сидите на толчке и слышите, что я ору «Становись!», кончайте гадить и рвите со всех ног».

Важную часть нашей подготовки составляли фильмы ужасов про шанкры и другие жуткие следствия венерических болезней. Прямо с винтовками, рюкзаками и касками нас сгоняли в большую аудиторию, где было темно, как в аду кромешном, когда начиналось венерическое кино с гноящимися членами размером с дирижабль. Мы постоянно чувствовали усталость, и нам пришлось научиться такому фокусу: поставить винтовку между ногами, повесить каску на ствол и упереться в нее подбородком, как в подставку, чтобы чуть-чуть вздремнуть. Если такая импровизированная подпорка падала, раздавался жуткий грохот. В зале тут же загорался свет, чтобы поймать нарушителя. Нам приходилось реагировать очень быстро, чтобы не получить в наказание скучную и бессмысленную работу. Наш военный принцип звучал так: никогда не попадаться, и я подцеплял винтовку ремнем, чтобы она не падала, когда я дремал. Мою уловку раскрыли, но я отделался всего лишь эпическим разносом, потому что в уставе такое нарушение было не прописано.

В армейской анкете я указал, что на гражданке был электриком и водил грузовик. Когда нам пришло время ехать на полевые учения, мне велели вести армейский грузовик «шесть на шесть». Мне коротенько рассказали, как управляться с этим чудищем, у которого были приводы на все шесть колес и восемь передач, но я справился очень хорошо. Полевые учения включали в себя марш-бросок на сорок километров с тяжелым рюкзаком за спиной и винтовкой на плече. То, что я был за рулем, спасло меня от марш-броска, но не от суровых полевых условий. Я вырыл окоп, дно которого скоро стало наполняться водой, и в ночной тьме почувствовал, как что-то скользит у меня по ноге. Я догадался, что это змея. Я выскочил из окопа, и сержант-инструктор заорал, чтобы я лез обратно. Я сказал ему, что у меня на ноге змея, и он сделал запрещенное: включил фонарик на секунду, достаточную, чтобы увидеть, как прочь уползает змея. «Зонненфельдт, откуда ты взял эту змею?» — крикнул он. Он не стал наказывать меня за то, что я вылез из окопа, и я навечно ему обязан.

Сверяясь с компасом и приблизительными картами, мы патрулировали флоридские болота, встречаясь с аллигаторами, гремучими змеями и дикими кабанами. Мы стреляли в них холостыми патронами, хотя предполагалось, что мы прячемся от врага. Но «враг» тоже отстреливался от змей и аллигаторов.

Мы взбирались на стены и ползали на брюхе по грязи, стараясь держаться ниже линии трассирующих пулеметных пуль. Мы кололи муляжи немцев штыками, ставили ловушки на воображаемого противника и попадались в ловушки невидимого противника, учились стрелять из гранатометов и базук. Еще мы научились выживать на скудном пайке. Я получил медаль снайпера. Наконец я стал сертифицированным пушечным мясом.