Очевидец грядущего

– А хотя б и на ней. Мы, между прочим, в историческом месте, на Яруновой горе, сейчас находимся! Стало быть, и театр должен называться «Ярун-Гора».

– «Ярунова Гора» – ясней, доходчивей.

– Чтой-то ты быстро, Ярунец, согласился. Ладно, сделаем так: новый балаган назовём «Ярун-Гора», а внизу объясняловку дадим: «Разъездной Кукиш-театр». Ещё ниже наш символ веры: «Живые приколы – в полный рост!» Ну, усекаете? Языческо-христианский и общественно полезный театр мы сотворим! И монахов не надо будет «опускать» без надобности. Зато чаще языческим божкам хвосты будем накручивать, правителей наших за холёные щёчки трогать, – аж захлебнулась Синька.

– А чего это я – Облуп? – запоздало обиделся Петюня. – Ты на меня, дура, заботливей глянь! За что Облупом назвала? И не скопец вроде…

Здесь Тихон Ильич разлепил веки.

– Да не Облуп, Петюнь. А Облупа! Мужского рода. Всё у тебя на месте! Как был мужиком, так и останешься. Я ж сказала: имена эти из наших суздальских летописей выскочили. В «Сказании о Богоспасаемом граде Суздале», которое один ушлый ключарь писал, мужик по имени Облупа есть. И вообще: в летописях такие словечки упрятаны – умереть и не встать.

– Ты мне летописями мозг не выноси. Летопись, клинопись… Сатира дикая, сатира полосующая нам нужна! Про Грефа и Кудрина, про Трампа и Собчачку… Ну, вроде: Как-то раз пройдоха Трамп пригласил Собчачку…

– А чё это про Трампа? Трамп – вольная птица и господин положения. Ты давай про российское житьё-бытьё. У меня давно сценка готова: собрались вместе теневые наши властители – Дракон, Банкир, Пахан и Фраер. Декорация – Лобное место. Ну, Минин там, Пожарский. Властители теней сперва за сценой меж собой говорят: «А давай, мол, послушаем, что на улицах делается?» Выдрались они на Лобное место. А там сбоку – слепец пригрелся. Наяривает себе на домрочке «Москву златоглавую». А потом вдруг хромым стихом, без сопровождения, заводит: «Кому на Руси жить?»

– Ну и кому, быдлан облупистый, ты такое барахло впаришь?

– Ты слушай дальше: «Кому на Руси жить? Кому на ней помирать? Кому на тэвэ мельтешить, кому гэмэо пожирать? Кто в книгу небес глядел? Кто спрятал её от нас? От власти кто обалдел, глотая её, как квас?» Тут выбегает скоморох косоротый, домрой слепца по голове – хрясь! И давай сам шпарить: «Была у нас страна советов! Стала страна вопросов! Но если спросишь ты власть про это, как лошара останешься с носом!»

– Ну и чё тут смешного? Где главные лица? Какие-то тайные руководители… Без первых лиц народ много не даст. А у нас в карманах – одни кнопки канцелярские. Надо так: «Кому на Руси жить хорошо? Владимиру Путину, коллективному Проститутину, принятым в Большой Балет паролимпийцам, ростовщикам-убийцам, Митюле Медведеву, Оляше Голодец… А остальным всем – полный пипец!»

– Не прокатит, повяжут. И вообще: кончай тут Лазаря петь. В прошлом году кому я за лето тридцать косых отвалила? Забыл, Яруша?

– Так если б евриками. Тогда б новое глумилище соорудили! А ты сама-то в этом Кукиш-театре кто будешь? – вдруг зарычал, широкий как тумба, с малиновым лишаём во всю щёку, Ярун. – Ж-жаль, ты баба! А то навалял бы!

– Я-то? А буду я директрисой считаться, с Кукиш-театром по ночам спознаваться.

– Угу, угу. Тебе б только лавешки выпекать и над бедностью нашей в кулак подхихикивать. Сексотрахом занялась бы лучше. – У вскочившего Яруна с босой ноги слетела галоша, он ловко вдел в неё ногу и уже спокойней сказал: – Глянь на Облупсика: аж порозовел, предвкушая.

– Облупсик подождёт. А сексотрахом заняться перед лицом своих товарищей торжественно клянусь. Вот только насчёт лавешек – заливаешь, Ярун! Не только себе, но и всем нам я их выпекала. Я баба вздорная, но не жадная. А если мы с вами запретно-потаённый, весело-христианский, со шпильками язычества, «Кукиш-театр» по Золотому кольцу пустим – в шоколаде будем!

Тихон Ильич сделал вид, что листает меню. Слушал он теперь не просто внимательно – с трепетной дрожью. Темка-то выскочила острая, христианско-языческая, страх какая неудобная, но и притягательная.

– В христианстве чё весёлого? Одна скорбь и охи-ахи безвременные.

– Ну, ты даёшь. А когда грешников в ад волокут, не смешно разве? А когда хвостатых изгоняют, а они краковской колбасой с крутых горок катятся – не забавно?

– Забавно, не забавно… Не в том дело. Ты про крышу забыла? Где мы надёжную крышу найдём? А вот если крыша сама нас найдёт – все бабосы на неё и ухлопаем.

– Не боись, Облуп: знаю, как рыбку съесть и в пруд не лезть! Ну всё. Постебались и хватит. За мной, придурки! В кабаке пусто, там самое важное доскажу. Замёрзла я тут.

– А давай ещё порезвимся. Рощица-то – сценическая. Ты куклёха, я куклач, суну в пасть тебе калач! – прошёлся на руках Ярун.

– А я кукла – хоть держись! С краю сцены повисла как жиз-зь, – взвизгнула Синька.

– Мы живые, на фиг, куклы – обоняйте наши пуклы!

– Плохо, Облупсик, плохо! Давай смелей, ритмичней, покажи кончик таланта!