Очерки античного символизма и мифологии

Итак, «не троякая ли какая–то бывает скамья: одна — существующая в природе, которую, можно сказать, думаю, сотворил бог… одна опять, которую построил плотник… и, наконец, одна, которую нарисовал живописец… Стало быть, живописец, скамейный мастер, бог — три предстоятеля над тремя видами скамей… Бог–то, либо потому, что не хотел, либо по какой необходимости, чтобы в природе сотворена была не больше как одна скамья, так и сотворил одну и единственную скамью, а две или более таких насаждены богом не были и не будут… И это потому… что если бы он сотворил их две по одной, то опять явилась бы одна, которой вид имели бы обе они, и сущая скамья была бы та одна, а не эти две… С этою–то мыслью, думаю, бог, желая поистине быть творцом действительно сущей, а не какой–нибудь скамьи и не каким–нибудь скамейным мастером, родил ее в природе одну… Так хочешь ли, мы назовем его насадителем этого или подобным ему именем?.. А плотника, стало быть, не назовем ли художником скамьи? Да. Неужели и живописцу не дадим имени ее художника и творца? Ни в каком случае… Мне кажется, самое приличное ему название будет подражатель тому, что те производят… Стало быть, ты называешь его подражателем третьего рождения после природы?.. Следовательно, то же самое будет и творец трагедии: это — подражатель, занимающий третью степень после царя истины, как и все другие подражатели» (597b—е).