Очень темное дело

Впрочем, Федя не настолько еще потерял чувство реальности, чтобы не понять, что глаза саднит сейчас не от пыли, а с недосыпу. И не трясется он на хрипло завывающем от усердия и плохого здоровья автомобиле, а мерно покачивается на обшитой дерматином скамье местной электрички, все дальше уносящей его от Джанкоя в сторону Керчи. Вон и эфиопская чернявая шевелюра его нового друга покачивается в такт стука вагонных колес рядом с его плечом — Саша спит, привалившись к Фединому плечу и свесив голову. Легкий, как цыпленок, хотя и длинный, словно журавль. А вот у Феди заснуть, ну хотя бы задремать на двадцать минут, никак не получается.

Мысли вяло копошились в его голове сонными, обожравшимися до безобразия змеями. И самая толстая, чаще других выползавшая из клубка на поверхность, шипела вопросом, здорово или не здорово все то, что сейчас с ним, с Федей, приключается? Уже с полчаса он не мог найти ответа на этот вопрос.

С одной стороны, он путешествует — разве не об этом мечтали они с Петькой? Он уже в желанном Крыму, он столько успел пережить за эти несколько дней, столько увидеть нового, интересного — так много всего, что даже не может точно сообразить, сколько прошло времени с тех пор, как они с Петькой, попрощавшись с Сергеем Васильевичем, сели на автобус в сторону Одинцова. Интересно, сколько же все-таки дней они в пути?

Федя сосредоточился и начал считать растянувшиеся чуть ли не до бесконечности сутки. Это было очень не просто, мысли по-прежнему сплетались в клубок и мешали друг другу.

В первый день они познакомились с Сашей, а в первую ночь сели на поезд, где встретили Бориса Вениаминовича с Мишаней. Потом был Киев, и тем же вечером они сели на последнюю электричку, а ночевали в палатке, которую ставили в темноте посреди лесопосадки, растянувшейся вдоль железной дороги. Они сошли тогда с Сашей на станции, название которой Федя теперь забыл.

Так, значит, два дня он припомнил. А потом ночевали они еще раз или нет? С утра Сашка торговал в электричках кроссвордами. Потом они завтракали или обедали, в общем, ели. Потом опять электрички, станции, вокзалы, мороженое, пепси, грязное семейство цыган, заполнившее почти весь вагон, опять станция, на которой Сашка выклянчил у бабки-торговки немного первой черешни — стыдно было, будто это он, Федя, просил, ели-то вместе. Однако вкусно.

Так ночевали еще или нет? Ах да, точно! Опять в палатке, еще костер жгли. Сашка настоял на ночлеге, говорил, до Крыма уже недалеко, лучше с утра отправиться, чтобы попасть в Керчь днем. Федя-то хотел подсесть проверенным методом на пассажирский, но дал себя убедить. Спал он всего часа два, ну максимум три, потом проснулся от холода. Вылез из палатки, поднялся на насыпь и увидел с другой стороны полотна в кустах целый выводок смешных, бестолковых лисят, под присмотром мамаши-лисы вышедших на прогулку. Все-таки здорово, путешествие получалось совсем настоящим.

Но это только полправды. Все ли так лучезарно в этом путешествии? А исчезновение Петьки с незнакомым археологом? А родители, которые могут случайно открыть их тайное предприятие? А ложь, которая давит его исподволь, но постоянно?

Кстати, не пора ли уж и позвонить домой? Нет, он насчитал три дня, а выехали они в понедельник, значит, теперь только четверг. Родители еще не волнуются, он обещал позвонить им в субботу. Значит, врать в открытую придется лишь послезавтра.

Федя вздохнул, но тут же вдруг встревожился. А сколько может стоить телефонный звонок из Керчи? Он разозлился на себя за то, что нерасчетливо тратил и без того скудные финансы. Их может до субботы и не хватить. Надо экономить.

Не здорово это все: насчет родителей, лжи и финансов. Очень не здорово. Но хуже всего, что Петька пропал.

Федя глянул в окно на уныло плывущую мимо ковыльную степь. «Тоже мне Крым, — подумалось ему, — стоило ли ехать в такую даль ради пыльной пустыни?» Впрочем, впереди, может быть, в получасе езды раскинулось такое же бескрайнее море, и это немного согревало ему душу. Но Петька, Петька — его отсутствие все перечеркивало. Как он теперь объявится в Москве? Что скажет? Удрали в Крым, и Петька пропал? Как он его родителям в глаза смотреть будет? Своим-то уж ладно, простят…

Черт бы побрал этого археолога с его сокровищами из подземелья. Не встреть они Бориса Вениаминовича, все бы могло обойтись благополучно. Это Сашка его отыскал, эфиоп питерский!

Федя глянул еще раз на качающуюся рядом пышную шевелюру и поправил спящего движением плеча.

— Чего? — не разлепляя глаз, спросил Саша.

— А ничего, спи, — мрачно ответил Федя. Саша скрестил руки на груди, сунув узкие ладони себе под мышки, подобрал одну ногу, подсунув ступню прямо в обувке под свой тощий зад, и в этой новой причудливой позе опять привалился к Фединому плечу.

«Везет, — подумал Федя, — дрыхнет. Мне бы так». Он устало зевнул и в который раз вперил неусыпные очи в ковыльную степь.