Потом пошли в банк, и половину авансированных средств положили мне на карту, открытую пару месяцев назад на мое имя отцом для каких-то своих коммерческих целей.
– Карту изнутри к джинсам мать подошьет, в карман трусов более-менее крупные купюры пристроим, а мелочь по карманам распихаешь – позабавишься, если что, в дороге, – решил за меня матерый путешественник.
– А может мне кошелек купить? – робко спросил я. – Давно уж мечтаю им обзавестись.
– Вот его-то первым и сопрут! – жестоко растоптал мою голубую мечту папаня. – Очень уж ты лохаст!
Я робко пожал плечами – ну нет так нет, лохаст так лохаст, против правды не попрешь… После покупки еще кое-каких необходимых для самостоятельной жизни мелочей: перочинного ножа со множеством лезвий и даже штопором в придачу, зажигалки, завинчивающейся компактной солонки, набора иголок, белых и черных ниток и еще кое-чего, мы вернулись домой. От закупки средств для самообороны я категорически отказался.
– Я в дороге с самим Вольдемаром Ивановичем буду! Майор ФСБ это вам не кусь-мусь! В рукопашной легко пятерых вражеских диверсантов голыми руками уделает, с табельным оружием даже дома в спальне не расстается. А в столице народ солидный, все на должностях, с портфелями и папочками ходят, там больно-то не забалуешь.
– Которые с портфелями, – скептически отозвался на мое вранье неоднократно бывавший в Москве отец, – по улицам не ходят, они на иномарках везде ездят. А вот от приезжего, да местного ворья там не протолкнешься. Бродят и посматривают: а где тут приезжий очкарик зазевался? Ату его ребята! Особенно этим кавказцы увлекаются, – со вздохом добавил он, – и вечно норовят заманить куда-нибудь, где за тебя вступиться будет некому.
– А у меня все деньги по разным местам зашиты будут! – так гордо похвалился я, будто сам это придумал.
– Вот они у тебя чемодан вместе с трусами и отнимут, – завершил наш диспут отец. – Ладно, сунь хоть ножик в карман, все спокойнее будет. И пошли домой, время уже к обеду подходит.
За обедом мама заявила, что сейчас немного отдышимся после поглощения пищи и займемся пришиванием карманов.
– А я тут причем? – удивился я. – Шить-то ты будешь.
– Я пришивать, а ты примерять, – ласково объяснила мама.
– Да чего их примерять! – возмутился я. – Одевай да носи.
– Да уж больно пачка денег здоровая, – растолковала мне мама. – Не у места карман пришью, все коки себе в дороге отдавишь. Смотри, не убеги после обеда куда.
Я пристыженно умолк. Что-то моим кокам последнее время постоянно угрожали какими-то опасностями: то обещали их отбить, то отдавить.
После еды пили чай, и отец рассказывал о видах чая.
– Грузинский, это даже не чай, а так, – тут он пренебрежительно махнул рукой, – пыль грузинских дорог. Азербайджанский, конечно, получше, но и то за счет добавок индийского и цейлонского. Индия есть Индия, тут и обсуждать нечего, но лучший в мире чай, это разумеется краснодарский, которого у нас в Самаре днем с огнем не сыщешь.
Только я хотел спросить про китайский, которого я тоже в глаза не видел, но читал о нем хвалебные отзывы иностранцев, как вдруг зазвонил мой телефон.
Я торопливо схватил его в руку и гаркнул:
– Да!
– Приходи, – буркнул заспанный голос Липы. – Прихвати хлеба и томатного сока побольше.
– А может пива? – радостно спросил я. – По таким делам вроде бы пиво идет хорошо.
– Не-а, – отказалась похмельная Липа. – Винишка можешь взять. Да смотри нашего дешевого портвейна не рвани, лучше каким-нибудь приличным рислингом отоварься.
– Может покрепче чего? – поинтересовался я. – А то вдруг не возьмет?
– Обойдусь, – отказался враз построжевший девичий голос. – А то знаю я вас ловкачей: опоишь и воспользуешься моментом!
– Да я и не мечтал опаивать…, – понурился я в ответ на такое необоснованное подозрение.
– Ладно, подтягивайся побыстрей, – поласковел строгий голос, – да не волынься там, марафет не наводи, мне на твою внешность наплевать. И не дай Бог, подарка какого-нибудь не приволоки! Жду.
Разговор закончился, и только сейчас я вспомнил о родителях. Ох, я и осел! Ведь у меня в телефоне такой звук, что они наверняка каждое слово слышали! Надо было бы хоть в свою комнату уйти.
Тут мама горестно всплеснула руками.
– Ты слышал, отец! Он первый раз к девочке хочет пойти, и норовит с пивищем припереться! Тебя кто так воспитывал, оболтус?
– Ты, мать, зря не галди, – более толерантно отнесся к моему подходу отец, – с его-то ловкостью, он от трезвой девахи ничего не добьется. А Димка, вишь, как хитро подбирается: пивка не желаете? А водочки?
Мать вздохнула.
– Их молодых не поймешь…
– Да нечего и понимать – в постель планирует затащить. Да это и правильно: а то будешь тут три года сопли жевать, любовь-морковь разводить и петь, как у нас в общаге пели.
– А как у вас пели? -заинтересовалась мама, и папа тут же спел о том, как у всех все с девушками получилось, а у какого-то неловкого ни фига. Мелодия была какая-то подозрительно знакомая, небось, студенты с какой-нибудь иностранной песни передрали. А папа продолжал:
– Заодно он эту девицу на вшивость проверил.