Обжалованию не подлежит

— Будем спокойно отстреливаться! — усмехнулся Клод. — Успокойся, Марион. За Сеймуром и Виктором не придут. Оба они награждены орденами и медалями Франции, у них есть вид на жительство. Очень скоро они получат французское гражданство и с того дня будут подчиняться только законам французской республики.

— Сучий потрох! — вдруг вырвалось у Виктора.

При всеобщем молчании Клод вопросительно посмотрел на Виктора:

— Первый раз слышу. Что эти слова означают?

— Ну как тебе сказать, чтобы было понятно, — смутился Витек. — Видишь ли, Клод, с точки зрения, например, кулинара, стоматолога или военного летчика эти слова абсолютно бессмысленны. Употребляются они только в тех случаях, когда надо объединить в одно целое честь, достоинство и заслуги какого-нибудь человека. Тогда они становятся незаменимыми. Вот послушай: товарищ Сталин, несомненно, освободитель Европы, генералиссимус, отец народов, Герой Советского Союза и уже в довершение, исключительно ради справедливости, — объединяющий смысл: сучий потрох, чтоб он сдох, ублюдок! Ну, как?

— Я не думаю, что гражданину Франции следует так резко отзываться о руководителе союзного государства, — рассудительно сказал командор Клод Вернье. — Но, в конце концов, если очень хочется, это твое право.

— Да, — сказал Виктор Самарсков. — Очень хочется! И право это я заслужил.

Виктор довез Сеймура домой. Всю дорогу они молчали.

— Не пойму, отчего это ты такой мрачный? Чем ты расстроен? — спросил Виктор, когда Сеймур выходил из машины. — Все ведь устроилось лучшим образом.

— Ты понял, нас хотят вернуть домой как преступников?! Стыдно…

— Зря тебе стыдно. Ты не предал свою страну, это она тебя предала, пусть ей и будет стыдно.

— Страна не может предать, предают люди.

— Вот именно, люди, а еще точнее один человек: сучий потрох, сдох бы поскорее, усатый ублюдок!

Еще через две недели Клод пригласил их к себе домой. Не скрывая радости, за празднично накрытым столом Марион и Клод объявили им, что наконец-то преодолена бюрократическая волокита и с сегодняшнего дня они официально признаны гражданами Франции. И отныне, куда бы они ни поехали с французским паспортом, им везде гарантирована безопасность. Марион рассказала, что, будучи с отцом в США, они как французские граждане никогда не испытывали ни малейшей дискриминации и всегда ощущали себя полноправными членами тамошнего общества. Обычно немногословный Сеймур от имени Виктора и своего сказал искреннюю благодарственную речь, потому что действительно был на седьмом небе от радости.

Дальше оказалось не все так просто. Когда были оформлены все документы, Виктор отказался уезжать из Франции. Он сказал, что ему некуда ехать, дома его никто не ждет и сам он никого не жаждет там видеть. А без этого, — сказал Виктор, — слово родина для нормального человека пустое сотрясение воздуха.

Сеймур знал, что родственников у Виктора в Перми нет, мама умерла, когда ему было четырнадцать лет, а с отцом, после того, как тот женился второй раз, их отношения разладились окончательно. Он уговаривал Виктора поехать с ним, привел множество заманчивых доводов, способных убедить его переехать на постоянное жительство в Баку и окончить там медицинский институт.

— Ты подумай и скажи мне, где человеку лучше быть чужим — в Париже или в Баку? — в ответ на это спросил Витек.

— Подумал и говорю, в Баку чужим ты себя ощущать не будешь.

— Виктор Самарсков везде чужой, — серьезно сказал Витек.

— Спорить с Чайльд Гарольдом в двадцатом веке труднее, чем я думал, — усмехнулся Сеймур.

— Чайльд Гарольд для меня пустой фанфарон, который бесился с жиру. Ты лучше не спорь, а записывай, говорю бесплатно: быть чужим в Париже или в Алби гораздо лучше, чем быть чужим в Баку или Перми. Ну как, нравится тебе афоризм? Эхо до тебя доносится?

— Ничего не понимаю. Ты ведь так надеялся вернуться!

— Я и тебе не советую ехать.

— Не поеду, если объяснишь, почему после стольких лет ожидания мне не надо возвращаться.

— Говорю тебе: не надо! Я в этом уверен. Ты же знаешь, я человек интуитивный и все чувствую. Короче говоря, я не боюсь, но знаю, что еще один концлагерь я не выдержу. И ты тоже не выживешь.

— Странные мысли. Никаких концлагерей больше не будет! Витек! Ты подумай. Прошу тебя. До отхода поезда еще сутки. Подумай.

— Подумаю, — безучастным тоном обещал Виктор Самарсков. — Ты прав. Надо подумать.

Часть вторая

Жизнь большинства людей при внимательном рассмотрении являет собой нескончаемую вереницу упущенных возможностей. В основном успеха добиваются те, кто наделен способностью на перегруженной магистрали Жизни, не пропустив неприметный поворот, успеть в нужный момент свернуть на заветную дорогу с односторонним движением, ведущую к счастливой любви, богатству и славе, и катить по ней вплоть до полного достижения цели.