Марк снова засмеялся, игнорируя и на этот раз невербальные приказы Рейфа заткнуться. Следующая схватка началась спустя мгновение, быстрее и жестче, чем предыдущая.
— Тужьтесь! — рявкнула доктор.
Рейф вернулся на место. Марк снова взял руку Керри, словно предлагая забрать часть ее боли своими раздавленными пальцами.
— Дыши, детка, — напомнил Рейф.
— Может, тебе этим заняться? — прохрипела девушка. — Я занята, рожая ребенка.
Затем она закричала, долго и громко, звук был таким пронзительным, что Марк готов поклясться, он мог разбить стекло. А его рука начала неметь.
Схватка внезапно стихла.
— Хорошо, Керри, — давала инструкции доктор, — головка ребенка вышла. Еще одна хорошая потуга, и ты станешь мамочкой.
Девушка слабо кивнула, затем сердито взглянула на Рейфа:
— Затем мы десять лет не будем делать ничего, что хоть как-то может привести к беременности.
Марк засмеялся, зная, что сестра, скорее всего, заберет слова обратно, как только доктор даст им зеленый свет. Одну вещь он знал, Керри и Рейф были одним целым. Они любили друг друга... и не боялись это демонстрировать. Он на собственном опыте знал, что не стоит приходить без приглашения в субботу вечером. Или во вторник утром. Или днем в пятницу.
Вдруг Керри вскрикнула и снова сжала руку Марка. Руки Рейфа, обнимающие жену, сжались, и он зашептал ей на ухо:
— Я здесь, детка.
— Больно, — застонала девушка.
— Одно хорошее усилие и всё закончится, — прошептал Рейф.
— Сожми мою руку, — предложил Марк.
Сестра воспользовалась предложением:
— Спасибо, что ты здесь, братик.
— Я ни за что не пропустил бы...
Его прервал крик Керри. Она стала задыхаться, выругалась, затем снова закричала. Марк начал сомневаться в том, что его уши и рука когда-нибудь восстановятся.
Но вскоре воздух разорвал сильный детский плач. Все в комнате замерли.
— Это девочка! — сказала доктор. — Десять пальчиков на руках, десять на ногах. Поздравляю.
— Мы сделали это! — сказала Керри плача от радости.
Слезы блестели в глазах девушки и скатывались на щеки, покрытые румянцем. Марк никогда еще не видел ее такой счастливой.
Рейф придвинулся к жене и нежно поцеловал в губы:
— Мы сделали это, детка.
Вместе они наблюдали за тем, как доктор и медсестры обмывают ребенка, осматривают малышку и оценивают по шкале Апгар [45] . Несколько минут спустя доктор принесла пищащего в свертке ребенка и положила на руки Керри.
— Разве она не красавица? — выдохнула девушка.
— Как и ее мамочка, — прошептал Рейф.
Марк смотрел на красненькие щечки малышки, полузакрытые глаза и маленький ротик бантиком. Пушок темных волос покрывал ее головку.
— Она великолепна.
Керри и Рейф положили руки на их новорожденную дочь, когда повернулись к нему с одинаковыми улыбками изумления и радости на лицах. Марк видел, как эти двое поженились. Он видел их в семейной жизни, как они легко и непринужденно живут вместе. Но видеть, как эти двое становятся тремя... очевидно, они подняли свою связь на совершенно новый уровень.
Доктор сказала, что мужчины должны удалиться и позволить персоналу провести Керри послеродовые процедуры. Рейф взял малышку и передал медсестре.
Марк вышел в комнату ожидания и сел в старое коричневое кресло. Приятное возбуждение охватило его организм, хотя он чувствовал головокружение от чуда рождения.
И пустоту.
У него никогда не было того, что есть у Рейфа и Керри. У него никогда не будет той безопасности, которую они познали в счастливом браке. Никогда он не ощутит радости держать собственного ребенка на руках.
Марк провел в Нью-Йорке почти три недели и всё еще не мог улыбаться, не мог спать. Он работал по двадцать часов в сутки и отключался на оставшиеся четыре. Ему было больно. И задавался вопросом, что делает Ники, и если она в порядке, то скучает ли по нему.
Для ее же блага, он надеялся, что нет. Для сохранения своего рассудка… эгоистичная часть него бесилась из-за того, что она может забыть его так быстро и легко. Он любил девушку... каким-то ненормальным, неспособным-показать-это способом.
Поднявшись, он начал расхаживать по комнате. Мужчина не мог здесь находиться. Застрять между прошлым и будущим. Он не может впитать любовь Керри и Рейфа, словно она какая-то часть его. Как будто она сможет заполнить те пустоты, которые принадлежали Ники.
Вздохнув, Марк снова сел. То, что было у него с Ники, закончено. Он назвал ее воровкой... Девушка явно посчитает это непростительным. И будет права. С его точки зрения, он не мог сделать ничего хуже, чем унизить гордую, сообразительную женщину, назвав ее преступницей, а затем оставив.
«Проклятье, он облажался». Если бы он никогда не встречал Тиффани, никогда не поддавался импульсу жениться на ней и стать для нее защитником... Марк всегда хотел семью, возможно, чтобы возместить утраченную в детстве. В тот день, когда они с Тиффани поженились, он нервничал, до тошноты нервничал. Он пытался представить свое будущее с ней, их детей, но не был способен увидеть дальше следующих десяти минут.