Сильное смятение и растерянность проступили на лице Нины Петровны. Рот ее приоткрылся, а глаза буквально округлились. Когда же она уловила последние слова Голицына: «О, Чи-Чи, моя милая крошка, как нежны и обворожительны твои чувственные губки», после чего обезьяна завизжала и радостно захлопала в ладоши, лицо Кузовковой исказила сильная злость. Она решительно подлетела к Голицыну.
– Это что такое?! Что вы мелете этой чертовой мохнатой кукле?! – воскликнула она, испепеляя гневными глазами отставного полковника. – Ну ты совсем закобелел, старый мухомор, – переходя вдруг на ты, как бомба, взорвалась Кузовкова. – Баб ему нормальных уж мало, так он за обезьян принялся! Ты забыл, как полчаса назад мне клялся в любви?
Ты забыл, что насчет женитьбы мне напевал? Какие делал заманчивые предложения? Забыл, подлый кобель? – задыхаясь от злости, как из пулемета, выстреливала она слова и поставила банку с вареньем на свой стол.
– Нина Петровна, родная, да мы… по-дружески беседуем, как старые друзья, – тяжело дыша, попробовал отбиться Голицын.
– Ага! Вот, значит, как! – уткнув руки в бока, иронично потрясла головой Кузовкова. – Я пока еще не оглохла и слышала, какие сладкие словечки этой образине ты ворковал.
Лицо Голицына исказила внезапная судорога:
– Прошу не оскорблять это дивное существо! Я… женюсь… на вас обеих! – судорожно выдохнул он.
– Что?! Женишься?! На мне и на этом чудовище? – сорвалась на визг Кузовкова. – Да ты совсем ополоумел, сексуальный маньяк! Что ты несешь?! А ну-ка немедленно отпусти эту образину!
И тут на кухне появился веселый Анзор с пухлым пакетом в руках. От крика Кузовковой лицо его вопросительно вытянулось. Не понимая, что происходит, он с удивлением переводил взгляд с Кузовковой на Голицына и обратно.
– Нина Пэтровна… уважаемая… Валериан Владымиравич, дарагой… что такое? Что здесь случилось?
– Что случилось?! – обернувшись к нему, яростно закричала Кузовкова. – Да этот старый развратник желает жениться на… шимпанзе! Как вам это нравится, Анзор?! А? Вот здорово! Вот потрясающая новость! Представляете заголовки в газетах: «Внимание! Внимание! Светские новости! Сенсация! Отставной полковник Голицын на восьмом десятке лет, бросив спутницу жизни, женился на цирковой шимпанзе по кличке Чи-Чи! Ха-ха! Врачующихся в тот же день обвенчал священник Павианов! Платье невесты было взято из реквизитов цирка, а фату… подарил сам Чебурашка. Родственники невесты из джунглей Африки парализовали работу почты сотнями тысяч поздравительных телеграмм! Ха-ха-ха!»
От этих слов Анзор на какое-то время закаменел на месте, тупо соображая, о чем идет речь.
– Какженыться? На ком женыться? Что вы такое гаварите, Нина Петровна… Это же нэвазможно!
– Это у нормальных людей нэвазможно, – передразнивая Анзора, зло зашипела Кузовкова. – А этому старому кобелю все нипочем. Ты посмотри, как он вцепился в нее, как бульдог в кошку, как он приклеился к ней… к этой лохматой гамадрилле!…
– И женюсь! – рявкнул в ответ Голицын, еще более страстно обнимая шимпанзе. – Обязательно женюсь, завтра же женюсь! И попробуйте мне только помешать! Я вам тут такое… устрою! – погрозил он кулаком.
У Анзора пакет выпал из рук.
– Мама дарагая, мне плохо, – слабым голосом произнес он. – Я, кажется, только что сильна забалэл…
Через некоторое время Валерьян Владимирович Голицын стараниями Анзора и Нины Петровны был опутан бельевой веревкой по рукам и ногам и привязан накрепко к стулу. Во рту у него торчал кляп из тряпки, которой Кузовкова ежедневно стирала у себя со стола. Голицын, извиваясь всем телом и мыча, не переставал предпринимать яростные, но напрасные усилия для своего освобождения, а Нина Петровна Кузовкова, сняв трубку телефона, в это время звонила в милицию.
– Алё! Алё-ё… Это милиция? Записывайте срочнейший вызов! – начала говорить она. – Кто говорит? Я говорю Кузовкова Нина Петровна, соседка. Не Гузовкова, а Ку, Кузовкова. Первая буква «ку». От слова «кузов». Ну, наконец-то поняли! Алё, дежурный! Срочно приезжайте по адресу: улица Бу-ра-кова… Да нет, ну что вы… никакая не Дуракова, а «бэ», то есть «бу», ну от слова «бублик»… Поняли? Какой еще бублик? Да никакой не бублик… ну что вы, в самом деле… Я ж на первую букву слова вам так намекаю… Улица Буракова! Поняли? Да-да, Буракова! Дом номер шерсть!.. Ой, извините, дежурный, я от волнения оговорилась… Дом номер шесть, а квартира тринадцать. Да, именно, тринадцать – чертова дюжина, как говорится. Тут у нас полная чертовщина! В квартире завелся маньяк! Да не какой не коньяк, а маньяк! Ну, поняли?.. Что за маньяк? Старый маньяк, военный маньяк, сексуальный маньяк! Ну я тебе покажу, где раки зимуют, – погрозила Кузовкова пальцем то ли старику, то ли уж обезьяне. – Записали? Ага… Ждем вас. Все, я трубку ложу! Уфф… – шумно выдохнула она.
Виталий Артемьев прикрыл дверь комнаты и печально произнес:
– Ну, компаньон, кажется, мы с тобой доигрались…
Раскрасневшийся Кукушкин только кивал в ответ, вытирая со лба пот.