Обыкновенные девчонки

Здесь, в полковом медпункте, поселилась Гуля вместе со своими подругами Людой и Асей. Им хватало дела и тут. Через медпункт проходили непрерывным потоком раненые. Их переправляли отсюда в санбат, а потом в госпиталь.

Но с первых же дней Гуля стала проситься на передовую.

— Успеешь еще, — говорил ей с улыбкой командир полка Иван Федорович Хохлов, приезжавший в медпункт, — потерпи немножко, отдохни. Впереди большая работа.

Гуля умолкала, а потом, снова набравшись смелости, обращалась к командиру все с той же просьбой — отпустить ее на передовую.

И наконец она добилась своего.

В этот день с самого раннего утра немцы начали артиллерийскую подготовку. С передовой доносился тяжелый, несмолкаемый орудийный гул. Потом гул утих. Реже стали доноситься разрывы неприятельских снарядов. Противник пошел в атаку. К полудню, когда стало известно, что атака отбита, санитарная машина помчалась на передовую за ранеными. Она неслась по пыльной проселочной дороге.

Приближаясь к передовой, машина замедлила ход. Гуля выглянула из кабины и увидела, что степь уже не похожа на степь, а вся изрыта воронками, окопами, траншеями. Машина шла теперь осторожно, словно ощупью. Подпрыгивая на ухабах, она спустилась по склону пригорка вниз, в лощину, и остановилась.

Поправив санитарную сумку, Гуля спрыгнула на землю. Вслед за ней из кузова выскочили санитары.

Растерянно огляделась Гуля по сторонам. Она понимала, что машине дальше идти нельзя, не то попадет под обстрел, и понимала также, что ей самой нужно идти дальше в степь, туда, где могут быть раненые.

Пока санитары вытаскивали носилки, Гуля побежала вперед, вверх по пригорку, но не успела сделать и пяти шагов, как неподалеку, на вершине пригорка, ухнул и разорвался снаряд. Гулю оглушило так, что она, не помня себя, упала ничком на землю. Сердце у нее тяжело стукнуло и на мгновение замерло совсем.

Только через несколько секунд она опомнилась и заставила себя встать на ноги.

«Нельзя, нельзя поддаваться этой слабости…»

Втянув голову в плечи, Гуля бросилась вперед. И в тот же миг еще один снаряд с воем и скрежетом разорвался где-то сбоку, взметнув кверху черный фонтан земли и дыма.

Гуля прилегла опять. Она наметила глазами точку — бугорок, до которого решила добраться в следующую перебежку, и пристально, до боли в глазах, вглядывалась в него.

Но оторвать себя от земли было неимоверно трудно, почти невозможно.

Гуля изо всех сил старалась овладеть собой.

«Нет, не боюсь, не боюсь!» — твердила она, точно заклинание, и чувствовала, как мало-помалу воля ее опять становится командиром всех ее чувств и мыслей и как, повинуясь приказу командира, сердце начинает биться ровнее и спокойнее, нервы приходят в равновесие.

В эти минуты Гуля поняла: есть в человеке темная, слепая сила, которая может заставить его бежать с поля боя, но есть и что-то посильнее, чем эта слепая жадность к жизни, и это — разумная воля.

«В сущности, ведь боя-то уже нет, а рвутся только случайные снаряды», — сказала она себе и, легко поднявшись, быстро и уверенно побежала туда, где вернее всего можно было найти раненых, — к окопам.

В самом деле, на дне окопа оказался раненый. Гуля спустилась к нему. Он лежал без памяти, запрокинув голову, обмотанную грязным, намокшим от крови бинтом. Видно, пока руки еще слушались его, он сам кое-как сделал себе перевязку.

Гуля осторожно перебинтовала ему голову и, почти не ощущая тяжести, потащила этого большого, грузного человека по окопу.

Тут, к счастью, подоспели санитары. Гуля помогла уложить раненого на носилки и, не успев передохнуть, повернула обратно. Ей нужно было сделать перевязку еще одному бойцу. Она заметила его, когда спускалась в лощинку — к машине.

Он лежал в глубокой воронке, вырытой снарядом. Гуля сползла к нему вниз. Уткнувшись лицом в землю, он глухо стонал.

Гуля попробовала его поднять.

— Голубчик мой, — сказала она, чувствуя, что это ей не под силу, — ну помоги мне, давай привстанем…

Она заглянула ему в лицо и охнула:

— Кадыр! Хабибулин!

Он обернулся, узнал Гулю и сделал попытку привстать, волоча по земле ногу. Тут только Гуля заметила, что вся его нога в крови и серая штанина от бедра до голенища стала черной от крови.

Острым ножом Гуля разрезала голенище сапога и сделала Кадыру перевязку.

Он грустно, даже как-то виновато смотрел на Гулю, словно хотел сказать ей: «Не так думал я воевать! Совсем не так!»

— Ничего, дорогой мой, — весело и ласково сказала ему Гуля, — еще повоюем. На, выпей!

Она отвинтила крышку фляги и приложила ее к его сухим, воспаленным губам. Ей самой нестерпимо хотелось пить, и она угадала поэтому желание Кадыра. Он жадно припал к фляжке и пил, захлебываясь, пил так, словно ничего в жизни ему больше не нужно было, кроме этих освежающих капель воды.

Наконец Кадыр оторвался от фляжки и с облегчением вздохнул. Фляжка была пуста. Гуля смочила губы языком.

«Ну ничего, — сказала она себе, — потерплю».

Кадыр улыбнулся:

— Хорошо!