Обыкновенные девчонки

— Садись, Снегирева. Отлично. Видно, тебе было полезно, что ты побывала в Орехове-Зуеве?

— Очень! — ответила Катя. — Я теперь так ясно себе все представляю.

— И я!.. И я!.. — донеслись голоса Катиных подруг, ездивших вместе с ней.

— Вот и хорошо!

Анна Сергеевна подошла к своему столу и, обмакнув перо, вывела в Катином дневнике такую большую пятерку, что Катя увидела ее еще издали. Взяв дневник с этой новой пятеркой, она быстро прошла к своему месту и, не глядя в Наташину сторону, поскорей сунула его в самую глубь парты.

А в это время Анна Сергеевна, неторопливо похаживая по классу, принялась рассказывать новое. Она говорила о том, как совсем еще молодой Владимир Ильич Ленин собирал вокруг себя самых стойких и верных людей, как в Петербурге, на окраине, за Невской заставой, устраивались тайные сходки, как под руководством Ленина рос и развивался «Союз борьбы за освобождение рабочего класса».

Анна Сергеевна говорила спокойно и негромко, но каждое ее слово было слышно даже в конце класса, потому что девочки сидели тихо-тихо. Только раз кто-то нечаянно стукнул крышкой парты. Как нарочно, этот стук раздался в ту минуту, когда Анна Сергеевна сказала: «Они сидели, прислушиваясь к каждому стуку. Ведь это могли быть жандармы с обыском». Тут в классе кто-то тихонько вскрикнул: «Ох!» — а Катя даже вздрогнула…

Из-за чего обиделась Наташа?

Урок кончился. Анна Сергеевна поручила Вале Ёлкиной отнести литографию в учительскую, а сама, как всегда торопливо, простилась с классом. Ей ведь еще нужно было поспеть на урок в мужскую школу.

— Не беспокойтесь, Анна Сергеевна, — сказала, пожимая ей руку, Надежда Ивановна, — я сегодня сама провожу девочек.

Все стали собирать книжки, переспрашивать друг у друга, что задано на завтра.

Ира Ладыгина помогла Вале Ёлкиной снять со штатива литографию.

— Давай-ка сюда эту помощницу, — сказала бойко Ира. — Только, по-моему, без нее урок отвечать куда легче. Жарь по учебнику — и все. Ой, девочки! — вдруг крикнула она, сделав круглые глаза. — А что, если Анна Сергеевна завтра принесет сюда все картины из Третьяковки? Вот вам, скажет, еще помощницы! Посмотрите и расскажите: ты, Клава Киселева, про богатырей, а ты, Тоня Зайцева, про Грозного Ивана, про Разина Степана и про всю историю…

Девочки засмеялись. А Надежда Ивановна, сдерживая улыбку, погрозила Ире пальцем.

— А вот какую бы картину, — спросила она, — показать Ире Ладыгиной, чтобы она научилась больше думать и меньше болтать?

— Я в одном журнале видела такую картину, — сказала Катя, — называется «Лесная тишина».

— Нет, а вот я другую видела, еще больше подходит, — сказала Настя Егорова, — называется «Мельница над рекой».

Все засмеялись еще громче, даже сама Ира. Одна только Наташа молча, ни на кого не глядя, укладывала в сумку книги.

— Наташа, — сказала Катя, — ты не огорчайся. Анна Сергеевна тебя, наверно, скоро опять спросит. Ведь до конца четверти еще очень далеко.

— Я не огорчаюсь, — коротко и сухо ответила Наташа.

Катя внимательно на нее посмотрела:

— Значит, сердишься?

— Нет, за что же?

В первый раз за полгода Наташа разговаривала с Катей так неохотно, не отвечая на взгляд подруги ни взглядом, ни улыбкой. Это было так не похоже на кроткую Наташу, которая умела дружить ровно и спокойно, безо всяких обид и объяснений.

Вот если бы Аня обиделась ни с того ни с сего, это было бы другое дело. Катя бы нисколько не удивилась. А тут ей стало как-то не по себе. Она небрежно сунула в сумку книги, защелкнула замок и уже хотела было уйти, но что-то удержало ее. Она остановилась перед Наташей и сказала, глядя ей прямо в глаза:

— Послушай, Наташа, почему ты обиделась? Ведь я же не виновата, что мне поставили пятерку!

Наташа густо покраснела:

— А разве я говорю, что ты виновата? Что же ты думаешь, я тебе завидую? Как тебе не стыдно так думать, Катя!

— А за что же ты сердишься?

У Наташи от обиды даже выступили на глаза слезы.

— Я знаю, что ты гораздо способнее меня, — сказала она, не отвечая Кате на вопрос, — и, пожалуйста, получай сколько хочешь пятерок. Я только рада за тебя. А все-таки и ты, и Настя, и Лена Ипполитова — вы все не настоящие подруги.

— Это почему же? — спросила Катя.

— А ты сама не понимаешь?

— Честное пионерское, нет, — ответила Катя, уже совсем озадаченная.

— А пионерке, да еще председателю совета отряда, пожалуй, следовало бы догадаться, — вдруг услышала Катя за своим плечом голос Надежды Ивановны.

Катя обернулась.

Надежда Ивановна стояла возле их парты и слушала разговор. Маленькая, тоненькая, прямая, с гладко причесанными темными волосами, аккуратно подстриженными, она казалась очень молоденькой, почти школьницей. Но глаза у нее были такие серьезные, будто они были старше ее.

— Да, — твердо проговорила Надежда Ивановна, — Наташа права: вы плохие подруги. Вот скажи мне, как и где ты узнала все, о чем рассказывала сегодня так хорошо на уроке?

— Ну, во-первых, Анна Сергеевна нам говорила…

— А во-вторых?

— Во-вторых, мы видели ореховский альбом. Да и ребята тамошние нам много рассказали. А уж после этого мне самой интересно стало. Я у старшей сестры книгу попросила…