Обыкновенные девчонки

Анна Сергеевна, лукаво прищурившись, похлопала рукой по оборотной стороне литографии.

— Вот моя помощница, — сказала она и, высоко подняв картину, издали показала ее классу. — Кто у нас сегодня дежурная?

Валя Ёлкина подняла руку.

— Возьми литографию и поставь ее так, чтобы всем было видно.

Валя приняла большой картонный лист обеими руками и осторожно поставила на специальную подставку — штатив. Поднявшись на цыпочки, она подкрутила винтики, и картина как будто сама собой поползла кверху. Сделав свое дело, Валя отошла к партам и посмотрела на литографию, сначала наклонив голову направо, а потом налево.

— Так, кажется, будет хорошо, — сказала она.

— Всем видно, девочки? — спросила Анна Сергеевна.

— Всем, всем! — раздалось отовсюду.

— Садись, Валя Ёлкина… Девочки, посмотрите внимательно на то, что здесь нарисовано. Вам, наверно, все это знакомо?

Да, конечно, знакомо. Ведь это была та же картина, что и у них в учебнике истории, но только там она занимала всего полстраницы, а здесь была чуть ли не в половину классной доски. Нарисована на ней была фабричная контора. За перилами стойки сидел, развалясь в кресле, хозяин фабрики. Пухлые руки, сложенные вместе, лежали у него на животе. За стойкой теснилась толпа рабочих. Все это было, как в учебнике, но выглядело совсем по-другому. Здесь можно было разглядеть, например, в какой рваный платок завернут ребенок на руках у женщины, какие толстые, синие жилы вздулись на обнаженных до локтя руках старого рабочего, какие большие, не по-детски серьезные глаза у мальчишки, облокотившегося на перила. А хозяин-то, хозяин! Сидит, словно врос в кресло, хмурый, сердитый, и ни на кого даже не глядит.

— Ну, девочки, — сказала Анна Сергеевна, дав им как следует разглядеть литографию и минутку пошептаться между собой. — На прошлом уроке мы с вами узнали о первом рабочем союзе и о знаменитой Морозовской стачке. — Учительница оглядела класс. — Сейчас мне хотелось бы, чтобы кто-нибудь из вас рассказал, когда и как рабочие стали объединяться и почему они начали борьбу со своими хозяевами. Об этом нам расскажет… — Заметив, как старается уклониться от ее взгляда Катина соседка, Наташа Оленина, Анна Сергеевна остановила свой выбор как раз на ней: — Об этом нам расскажет… Наташа Оленина.

Наташа озадаченно взглянула на учительницу, словно спрашивая: «Почему же именно я?» — а потом взяла свой дневник, поправила галстук и пошла отвечать.

И отчего это всегда так бывает? Если хочешь, чтобы тебя вызвали, ни за что не вызовут. А если ты нетвердо знаешь урок и отвернешься, чтобы не встретиться глазами с учительницей, так тут уж непременно вызовут: пожалуйста, иди отвечай.

Катя с тревогой посмотрела на растерянное Наташино лицо. Ее пухлые, всегда румяные щеки немного побледнели. Уже несколько минут она стояла у доски, покусывая нижнюю губу.

— Ну, почему же ты молчишь?

Наташа глубоко вздохнула и грустно заговорила:

— Еще при царе… Александре Втором… рабочие начали борьбу.

— С кем? — спросила Анна Сергеевна.

— С капиталистами, — тихо сказала Наташа. — Рабочие предъявляли… свои требования… сообща…

«Ой, все по учебнику, — подумала Катя, — а совсем не по картине. А ведь тут столько всего нарисовано! Кажется, до вечера не пересказать».

И перед глазами у Кати встал тот большой самодельный альбом, который показывал гостям Юра Белов в пионерской комнате детского дома. И ей прежде всего почему-то вспомнился рисунок, наклеенный на отдельную страницу: сложенная из кирпича тяжелая башня, а у ее подножия мальчик в картузе, с газетой в руках. Как похож тот мальчик на этого парнишку с картины — такие же у него большие, широко открытые глаза, такие же тощие руки торчат из коротких рукавов…

«Нет, все-таки очень жалко, что вызвали не меня, а Наташу, — подумала Катя. — Ей трудно, а мне было бы интересно и легко».

И Катя еле удержалась, чтобы не поднять руку. Но как-то неудобно выскакивать, когда твоя подруга не слишком хорошо отвечает урок.

Должно быть, и Насте, и Лене, и Стелле, и всем, кто ездил в Орехово-Зуево, тоже очень хотелось ответить за Наташу. Они переглядывались, поднимали руки, и видно было, что их так и подмывает поправить или добавить что-то. Но Анна Сергеевна даже и не смотрела в их сторону.

— Как же боролись рабочие с фабрикантами? — спросила она опять. — Посмотри на картину и расскажи попросту, своими словами.

Наташа молчала.

— Ну, кого ты видишь на этой картине?

— Рабочих. И хозяина.

— Зачем же рабочие пришли в контору? Чего они требуют? — терпеливо спрашивала Анна Сергеевна.

Наташа скользнула взглядом по картине и прочла вслух название, напечатанное внизу:

— «Рабочие требуют от хозяина повысить им заработную плату».

— Так. Требуют повысить заработную плату. Что же заставило их пойти к хозяину и требовать? Как жилось тогда рабочим?

— Плохо, — вздохнув, сказала Наташа.

Анна Сергеевна кивнула Насте, которая уже давно сидела, подняв руку, и, не мигая, смотрела на учительницу.

— Ну-ка, Егорова, помоги Олениной. А ты, Наташа, и вы все слушайте внимательно.