Обыкновенные чудеса

— Спокойствие, ваше бывшее высочество, вы же не фантомас, чтобы бушевать. Кто я такой, спрашиваете? Хе!.. Да ваш старый знакомый — Ходжа Насретдин, или, как еще меня величают, — Афанди.

Эмира Алим-хана скрючило всего от страха и злобы.

— К-к-ак?.. Афанди! Тот самый нечестивец, который своими злоязычными насмешками вселял в нас исступленного шайтана?!.

— Не только в вас. И в родителя вашего — Абдад-Ахада, и деда вашего — Музаффара, и прапрапрапрадеда вашего, основателя мангитской династии Рахим-хана, сына Мухаммад Хаким-бия атталика, сына Худаиар-бия, сына Худайкули-бия, сына Каландар-туры, сына Чауш-бия Мангита…

— О-о-о!.. — возопил экс-эмир. — Ла-ила-ха-иль-лялло! О злокозненный Афанди!..

— Злокозненный? Народ называет меня справедливым. Трудовому люду я — друг. А вот кровососам, угнетателям, действительно, крепко доставалось от меня да и сейчас достается. Потому и уважает меня народ.

— А вот мы, наше высочество, лично отрубим тебе голову! — вскричал старикан, вновь хватаясь за саблю.

— Напрасный труд, ваше бывшее высочество.

— Как так?

— А я, видите ли, — бессмертный, — просто ответил Афанди.

Бывший тиран задумался. Долго морщил и без того морщинистый лоб, словно вспоминал что-то. Наконец, спросил:

— А если не рубить башку? А что, если… Читал „Историю Бухары“ некоего Наршахи? Помнишь, как в глубокой древности Шири-Кишвара посадил побежденного им Абруя в мешок, наполненный красными пчелами… Наршахи пишет… хм… вот что: „Посадил Абруя в мешок, наполненный красными пчелами, отчего он и умер“. Ловко, а?

— И красные пчелы — увы! — не помогут. Неужели не в силах уразуметь пустячной истины: бессмертный я. Да! Совсем запамятовал. Позвольте полюбопытствовать, как же это вы, луноликий, в Бухару пожаловали? Ведь вы изволили скончаться четверть века тому назад и были похоронены возле мечети Душамшир, что означает — „Два меча“. Народ прогнал вас, и, как сказано в книге-дневнике „Джунг“, „в месяц зу-ль-хиджра, 18 числа эмир с несколькими людьми бежал по Гиждуванскои дороге…“ М-да!.. Давненько это было, 2 сентября 1920 года. Однако, как же вы все-таки по белу свету разгуливаете?

Экс-эмир приосанился.

— Мы — большой человек, нам все можно.

— Хм… А впрочем, мне понятно, ваше превосходительство. Нынешнее время — время чудес. Люди в космос летают, как говорится, в служебные командировки порхают. Так что, ваш визит с „того света“ вряд ли кого удивит. Меня только интересует техническая сторона эксперимента. Вы как сюда пожаловали — с помощью телекинеза, да?

— Теле… Кинез… Тьфу, шайтан тебя побери!

Зачем такие слова говоришь? Чуть мы себе… Язык чуть не вывихнули.

— Ладно, — усмехнулся Афанди. — Вы, ваше экс-высочество, как я вижу, в технике не сильны. Поэтому будем просто считать, что ваше явление, с точки зрения науки, — анекдотический эксперимент. Хе… И на какой предмет пожаловали в сей древний и славный город?

— Очень уж нам захотелось лично лицезреть, как бедствуют бухарцы, ввергнувшие себя в пучину богохульства, нищеты и беззакония.

— Причина уважительная, — согласился Афанди, усаживаясь на своего ишака. — В седло, ваше бывшее! Ладно уж, я стану вашим гидом, покажу вам Благословенную Бухару.

Диспут в чайхане

Несмотря на ранний час, в чайхане, что расположилась на площади Ляби-хауз, было многолюдно. Посетители пили чаи, ели свежие лепешки, истекающий жиром шашлык — подкреплялись перед трудами праведными.

— Ассалам алеикум, люди добрые! — приветствовал Афанди посетителей чайханы. Затем обернулся к экс-владыке. — Видите, как бедствуют бухарцы?.. Аж за ушами у них трещит! Ух, до чего аппетитно вкушают!

Старикан в парчовом халате насупился. Еще раньше, когда он миновал крепостные ворота и, сотворив молитву „Аузу биллохиминаш шайгонур раджим“, отгоняющую, как известно, злого духа, его, экс-тирана, потрясла современная Бухара… Бесчисленное множество современных домов, стадион, зелень всюду, женщины, бесстыдно обнажив срам лиц своих, свободно разгуливают по улицам!..

Алим-хан тяжело опустился на широкую сури, застланную ковром.

Афанди заказал завтрак.

Особой сенсации появление Афанди и его раззолоченного спутника не произвело. Мало ли слоняется по Бухаре иностранных туристов! Тысячи их бродят, щелкая фотоаппаратами.

Пожилой интеллигентный человек в очках шепотом доказывал своему приятелю, что приезжие никакие не туристы, а киноактеры, готовящиеся к съемкам нового исторического фильма о Бухаре.

Афанди услышал, мигом ухватился за эту версию.

— Угадали, уважаемый. Мы с приятелем, — тут Ходжа панибратски хлопнул экс-владыку по плечу, — действительно киноартисты и сейчас, так сказать, вживаемся в образы. Позвольте узнать, с кем имею удовольствие беседовать?

— Охотно представлюсь. Мирзаев Мустаким..

Тут вмешался эмир.

— Афанди, спроси у этого пожилого человека, кто его предки. Прозорливость наша поразит тебя в самое сердце. Лицо твоего нового знакомого — лицо умного человека. Следовательно, он наверняка из благородной фамилии. Ну как, ты поражен нашеи прозорливостью?

Афанди наклонился к Мирзаеву, пошептался с ним, улыбнулся.