Но тогда ведь появится свет, понимаете? И оживит нас, и осветит, и сделает прекрасными. Равно прекрасными, если есть способность этот свет отражать и воспринимать. Если есть хоть крупица своего личного света и добра…
со своими советами и наставлениями. Это я себе говорю. Я обычно не лезу. Но сегодня зашла в телефонную компанию, потому что со счета списали все деньги. Ну, не важно. В помещении три сотрудницы вокруг старушки суетятся. Так любезно и внимательно, так по-доброму, что я растрогалась. Такая старушка в потертой шубе из экомеха. Из чебурашки облысевшего. И шарфик завязан на горлышке узлом, как у ребенка. И палочка прислонена к столу. А в немощных руках старушка держит телефон и дребезжащим голосом что-то невнятно спрашивает. Ясное дело, она плохо умеет пользоваться телефоном и видит плохо.
А девушки ей все объясняют. И так любезно все показывают. И ласково отвечают на невнятные вопросы. Так прошло минут тридцать. Старушка все переспрашивает. Сотрудницы снова объясняют и тыкают красивыми ноготками в телефон, наверное, совсем старенький и заклеенный скотчем… Уже много времени прошло.
И я ласково хотела старушке сказать, что можно дома попросить близких настроить шрифт – сделать его побольше, раз она не видит. А еще бывают телефоны с такими большими кнопками, циферки тоже большие, так удобно набирать! Я хотела полезть к старушке и дать совет, признаюсь. Это потому, что очень долго все это происходило.
Хорошо, что я ничего не сказала. Потому что в руках старушка держала айфон последней модели. И интересовалась его функциями. Камерой, гигабайтами и еще разным, сложным. Объемом памяти, например. Тем, в чем я мало понимаю.
И выбирала она между золотистым айфоном и черным. Это я плохо вижу, а вовсе не старушка. Она видит отлично. И разбирается в телефонах лучше меня. И с деньгами у нее все нормально. Просто шуба из экомеха немного вводит в заблуждение. Я, пожалуй, пока не буду себе такую покупать.
Ну и все. Со мной решили вопрос все-таки. А старушке запаковали айфон в коробочку. Она золотистый взяла. Золотистый, действительно, красивее! Но я воздержалась от замечания. И впредь буду воздерживаться. Никогда не надо лезть к людям…
у неродных родителей. Нет, по крови они родные. И дитя даже похоже на них внешне. Но духовно это совершенно чужие люди, не мать и отец, а отчим и мачеха. Иногда очень жестокие мачеха и отчим. Чужие люди, – и это трагедия, которую трудно понять. Но так бывает.
И маленький ребенок думает иногда, что его усыновили. Откуда-то взяли и присвоили. Настолько чужими кажутся самые близкие люди.
Ребенок понимает, что все это странно и ненормально, он же видит других детей, видит отношение к ним их родителей. Но живет среди чуждых по духу, душевно далеких и оттого жестоких родственников. Они, может, не такие уж и жестокие. Просто чужие. Чуждые. Холодные. Грубые… У них свои правила, свое отношение к жизни, свои шутки и свои игры. Как у сестры поэта Алексея Кольцова.
Русский поэт Алексей Кольцов родился в семье прасолов: отец его гонял скот и торговал им. И сыну пророчил такое же будущее, скот гонять. Отдали было Алешу в училище, там за полтора года научили читать и считать. «Этого довольно!» – решил отец и мальчика забрал домой. Пора приниматься на работу. Алеша был чувствительным, нежным, добрым – его влекло все светлое и поэтическое. Первые стихи стали приходить ему прямо в душу, как наитие свыше. Только до этого никому не было дела. Надо скот гонять. Надо деньги считать. Надо жить так, как родители живут!
Алексей подрос и нежно полюбил одну девушку. Она ответила взаимностью… Папа с мамой это заметили, Алешу отослали со скотом подальше от дома, а девушку продали. Фактически продали замуж, тогда времена были такие, крепостное право. Можно было людей продавать, как скот. В замужестве возлюбленная Кольцова недолго прожила, умерла от побоев мужа. Тогда это тоже было обычным делом. Никто об этом не переживал и себя не корил, такова жизнь. Кольцов ничего не мог сделать, только стихи писать, которые высоко оценил Пушкин. Но жил-то Кольцов не с Пушкиным, а в родительском доме, среди родных по крови людей…
Так и жил поэт в своей семье – гонял скот и слушался отца. И ходил в книжный магазин – был в городе один книготорговец, который понимал юношу. И бесплатно разрешал ему читать книжки: сказки и стихи. Вот и все общение, но и этим бедный чахоточный поэт был счастлив. Придет в лавку и читает в уголке про Бову-королевича или «Сказки тысячи и одной ночи» бесплатно. И кашляет кровью… Он уже тяжело болел, когда сестра его придумала развлечение.