Обыкновенное чудо. Истории, которые исцеляют

с концертами. В СССР к ней хорошо относились, актриса боролась с нацизмом и покинула Германию, хотя Гитлер ее обожал. По радио Дитрих выступала и изобличала фашистскую пропаганду, на фронте перед бойцами давала концерты три года – смелая женщина. И красивая, и талантливая. И вот эта великолепная королева, как она сама себя называла, встала на колени перед писателем Паустовским. Так она выразила восхищение и трепет, которые испытала от его рассказа. Она рассказ «Телеграмма» прочитала, и душа ее была потрясена.

А ничего особенного нет в рассказе: старушка ждет свою дочь. Старушка доживает последние дни среди чужих простых людей, которые ни ее воспитания не понимают, ни образование не ценят, а подаренные старинные шляпы и жамканые перчатки сдают в утиль – на что им эта древняя рухлядь? Старушка умирает и все ждет свою дочь – обнять хочет, попрощаться. А дочь организует выставку какого-то скульптора и все не едет. И тогда дворник, чтобы умирающую и тоскующую старушку утешить, приносит телеграмму – он ее сам написал. Мол, дорогая мамаша, выезжаю, скоро буду, любящая вас дочь! Старушка понимает, что дворник ее обманул по доброте сердечной. Благодарит его и умирает, так и не обняв свою дочь. Та приехала уже после похорон.

Немудреный сюжет. Трогательно, но не сказать, что это великое произведение вроде «Божественной комедии» или «Илиады». А вот Марлен Дитрих на колени встала. Экзальтированная актерская натура, да?

А потом дочь Марлен Дитрих написала книгу о маме. Мол, мама, конечно, была хорошей актрисой. Шизофреничкой и алкоголичкой. Мужчин меняла как перчатки. Названивала мне в швейцарский пансион целыми днями, другие школьницы даже удивлялись. И на день рождения скупила несколько цветочных магазинов и меня цветами завалила, психопатка такая. Даже неудобно было перед пансионерками. Мой французский, который я выучила, мама не считала совершенным. Вообще она меня любила, конечно. Но неправильно. Надо не так. Надо совсем иначе. А я не любила свою мать. Как актрису уважала, но не любила. Потому что вот такая она была психопатическая натура…

Каждый любит как может и умеет. Страшное – это нелюбовь и отвержение. Когда мать не любит ребенка. Мучает его, обижает и отвергает. Может, не стоит про маму писать, что она алкоголичка и шизофреничка, ежели она старалась и любила как могла? Как умела? И до последних дней не просила помощи или сочувствия. Ей за квартиру было нечем заплатить, она была прикована к инвалидной коляске, эта бывшая великая Марлен Дитрих. Но она артистично врала по телефону, что с Марлен Дитрих все отлично! Она уехала на автомобиле в аэропорт, летит на гастроли. А говорит домработница, вот. Что передать мадам Дитрих?..

А про книгу дочери актриса знала. И даже советовала добавить некоторые эпизоды поскандальнее. Тогда больше людей купят книгу и больше денег заплатят. Так она заботилась о дочери – странно, да? Но вот так только она и умела любить, эта «стальная орхидея», как ее называл влюбленный Ремарк. Но это ведь тоже любовь, правда? И не стоит называть ее шизофреничкой и алкоголичкой; она была королевой. И ею осталась, даже в девяносто лет, когда потеряла свое королевство. Она сохранила великодушие и способность заботиться о своем постаревшем ребенке. Пусть пишет. Пусть ей заплатят…

И это грустный рассказ о старорежимной старушке, которая вознаграждала чужих людей побитыми молью шляпками и перчатками. И ждала свою дочь, чтобы просто ее обнять и умереть спокойно. Безыскусный рассказ из жизни, который заставил великую актрису встать на колени перед писателем. Хотя она писателей покруче знала: Ремарк, Хемингуэй ее любили…

Но наше сердце трогает то, что в нем болит. И никто не поймет сердце другого человека. Иногда даже самые близкие не поймут и оставят умирать среди чужих людей. А потом напишут книгу обидчивых воспоминаний о грудах орхидей и роз, которыми их заваливали. И о слишком частых телефонных звонках.

Если бы эти люди знали, как страшно, когда никто не звонит и не шлет телеграмм. Но они не знают. Потому и пишут такое…

Жемчужное ожерелье было у одной женщины.

От мамы осталось. Из ценных вещей только эта нитка жемчуга, хотя вроде много-много всего было. Два сына и две дочери. Квартира большая и загородный дом, обставленный роскошной мебелью. Машины хорошие. И бизнес. Только все это принадлежало не ей, как спокойно пояснил муж. Он сидел загорелый такой, с курорта прилетел; одетый с иголочки, белоснежную рубашку она сама ему погладила вчера… Аккуратная стрижка, проседь благородная на висках. Вот он и пояснил, что имущество принадлежит ему, ферштейн? Вот документы, ты же сама подписывала. А я, мол, временно желаю пожить с секретаршей своей. Она молода и красива, да и я еще не стар. Надо испробовать новый опыт. А потом решим, как с тобой быть.