Обычный художник

Тем временем Алина заметила его. Она отбросила мокрые волосы, которые теперь ниспадали на спину, оставляя мокрые разводы на его рубашке, так небрежно накинутой и не скрывавшей наготы женского идеального тела, и подошла с нему.

– Доброе утро, любимый. – Глеб чуть не поперхнулся слюной, привлекая Алину к себе. Но эти издержки он сможет пережить. Ее обжигающий ментолом язычок быстро проник к нему в рот и закружил его, разжигая желание. Да, цели своей он достиг. Алина действительно думает, что они – пара. Схватив своей огромной ладонью ее ягодицу так, что она взвизгнула, Глеб, оторвавшись от поцелуя, произнес:

– И что же ты приготовила, хозяюшка моя? – Алина, засияв, рванула к плите, попутно доставая тарелки. Глеб сел за стол и отхлебнул обжигающего неба кофе. Да, все как он любил. – Алин, – позвал он ее, – присядь. – Она поставила перед ним тарелку с глазуньею и села напротив. – Я хочу, чтобы ты знала. – Она отложила свою вилку и уперлась взглядом в его лицо. – Вчера… Ну, после того инцидента… У нас с Соловьем произошел нелицеприятный разговор. Я его понимаю и не осуждаю, я вел себя как последняя сволочь, – Алина опустила глаза, убрав руки со стола на колени. Глеб коснулся ее щеки. – Мы же все выяснили вчера, правда же? – Она кивнула. Глеб продолжал: – поверь, для меня важно то, что ты меня простила. Я обещаю, что такого впредь не повторится. – Алина слабо улыбнулась. Разводить ее дальше пока не имело смысла. Время еще есть. И Глеб, шумно вдохнув, добавил: – А теперь давай попробуем твою божественную яичницу.

Глава 8. Анна

На перекрестке загорелся красный. Тихое жужжание автомобилей, приходящих в движение, становилось острее. Я крепко сжала руку Вани, нетерпеливо топочущегося рядом. Он возбужденно вертел головой, провожая разноцветные машины, а иногда, очень редко, но все же, вытягивал руку вперед, возможно, надеясь коснуться гладкого металла. Я уверена, что глаза его в этот момент горят. И тут же тухнут, когда я его одергиваю. Ради его же безопасности. Но разве это объяснишь семилетнему слабослышащему пацану в огромной толпе на перекрестке, где мой голос тонет в мощном моторном реве. Потом я, конечно, поговорю с ним. А пока…

– А-ня, – окликнул меня до боли знакомый и уже в восемь утра пьяный голос. Я обернулась. Еле волоча ноги, шатаясь и спотыкаясь, к нам приближалась мама. Она была в грязном, местами засаленном платье и когда-то бывших белыми кроссовках. Темные нечесаные патлы соломой торчали в разные стороны, а заломы от следов подушки на лице говорили, что она только что встала. И мне было неинтересно, где именно она спала.

Люди, стоявшие рядом, увидев ее, с отвращением отходили подальше. Я их не винила, мне самой хотелось убежать.

Я дернула Ваню за руку, и он, нехотя отводя взгляд от дороги и замечая маму, принял такой страдальческий вид, что мне стало его жалко. А никак я не могла изменить того факта, что эта неопрятная неприятная женщина – наша мать. Я взглянула на часы и решительно направилась к ней. Она остановилась на полдороги и прислонилась спиной с столбу.

– Доченька, милая, – пролепетала она и подняла руку в попытке коснуться моей щеки. Я отпрянула. Неизвестно, что она трогала этими пальцами. Я вновь взглянула на часы.

– У меня нет денег, – стараясь сохранить терпение, выпалила я. Мягкая улыбка на мамином лице сменилась холодной усмешкой, а заведенная рука больно хлестнула меня по щеке. Жаль, что не успела увернуться. Но я не дрогнула и взгляда не отвела. То, что происходит слишком часто, перестает терзать сердце.

– Мне нужны деньги! – кричала мама. Люди останавливались и оборачивались, спасибо, что пальцем хоть не тыкали. А чужое горе всегда привлекает. И никто не знает, каких сил стоит противостоять этому иногда ненужному и обескураживающему вниманию. Я взяла маму под руку.

– Пошли, я отведу тебя домой. – Мама с силой оттолкнула меня и свалилась на четвереньки.

– Мне нужны деньги, – брызгая слюной, вопила она, – сволочь неблагодарная. Я тебе жизнь подарила, воспитала, а тебе денег жалко? – Ванины глаза наполнялись слезами. Он переводил взгляд с одного осуждающего лица на другое и тянул меня за руку. Ему хотелось убежать, а мне отпустить его. Но единственное, что я могла сделать – присесть на корточки, поймать его испуганный взгляд и улыбнуться. Да так, чтобы он поверил. Хотя качающееся рядом тело вряд ли этому способствовало.

Ваня робко кивнул, показывая, что он справился с тревогой. Я отпустила его руку, поднялась, обошла маму со спины и постаралась обхватить ее за подмышки. Она отбивалась, обливая меня такой грязью, какую любящая мать никогда не скажет дочери. Но я привыкла. Я знаю, что это не ее слова, что за нее говорит алкоголь. А еще, что когда-нибудь это пройдет, и она вернется в семью. Обязательно.