Обычное дело

«Прекратите! Прекратите!» – запоздало призывал отец Владимир, выбежав на линию огня и размахивая руками. Он обреченно опустился на землю у тела полковника и перевернул его на спину. С первого взгляда было понятно, что помочь уже нельзя. Пуля вошла в спину и вылетела, разворотив грудь. Даже после смерти лицо полковника было спокойно и сосредоточенно. Две морщинки на переносице придавали ему серьезное выражение. Отцу Владимиру ничего не оставалось, кроме как перекрестить этот упрямый лоб и закрыть глаза навсегда. Постепенно вокруг тела Николая Петровича собралась молчаливая растерянная толпа. Произошло именно то, чего все боялись – кровопролитие. Как ни странно, именно оно, будто жертвоприношение остудило пыл присутствующих. Переминаясь с ноги на ногу люди опускали взгляд, стыдливо и смущенно пряча глаза друг от друга, словно это каждый из них лично застрелил полковника Матвиенко и нестерпимо стыдно было, что все окружающие об этом знают.

«А стрелял то в него кто?» – робко поинтересовался кто-то из толпы.

Множество голов разом повернулись в сторону убитого стрелка, а двое в защитных костюмах пошли посмотреть. «Женщина, лет 45, вроде не из наших, по крайней мере, мы ее не знаем,» – резюмировали они вернувшись. Тело Николая Петровича погрузили в грузовик, и уже в полной темноте безрадостной толпой отправились домой. Незнакомку трогать не стали.

***

Сан Саныч напряженно вслушивался в оглушающую тишину, расстегнув защитный костюм. Во время шквала автоматных выстрелов он буквально растекся по полу, пытаясь забиться своим грузным телом в каждую щелку деревянного пола и поминая нехорошими словами дражайшую половину, по чьему настоянию он тут оказался. Но уже очень продолжительное время он не слышал ничего, кроме бесстрашно стрекочущих цикад. Набравшись, наконец, смелости, Сан Саныч на четвереньках подполз к окну и выглянул наружу. Ворота так и были распахнуты настежь, грузовика не было, впрочем, как и охранника на ближайшей вышке. Полная луна хорошо освещала окрестности обманчивым мерцающим светом, и ничего подозрительного Сан Саныч не заметил. Благоразумно решив убраться отсюда подобру-поздорову как можно скорее, он залпом выпил из термоса поостывший чай, промочив пересохшее от волнений сегодняшнего вечера горло; стянул защитный костюм, в котором вспотел, как свинья, видимо, опять же от волнения и, покидав в сумку свои пожитки, отворил дверь, совершенно неожиданно оказавшись нос к носу с двумя мальчишками.

«Тоха, бежим, он нас ща пристрелит,» – быстро сориентировался младший из них и изо всех сил боднул Сан Саныча головой в живот. После чего пронырливая парочка, топоча, как слонята, умчалась в темноту. Ошалевший Сан Саныч плюхнулся на мягкое место, да так и остался сидеть на полу, раскрывая рот, но не в силах произнести ни слова. «Дурак, какой я дурак! Защитный костюм, скорее надеть костюм. Зачем я его снял?» – мысленно ругая себя, он вскочил, снова запер дверь, подпер ее стулом и, путаясь в рукавах, снова натянул провонявший потом костюм. «Может быть, мальчишки не из-за забора, а наши, деревенские? В таком возрасте у них шило в одном месте, так и норовят попасть в неприятности. Вот и эти приехали на великах колонию посмотреть, хотя это строго-настрого запрещено. Выпороть бы их, чтоб неповадно было,» – успокаивал себя Сан Саныч, отрицая очевидное. Но ужас липкой волной расползался по телу холодя пальцы, щекоча в животе, заливая потом глаза. – «Ну даже если они оттуда, не мог же я вот так сразу заболеть? И минуты не прошло, как мальчишки убежали. А чувствую я себя хорошо». И тут же предательски что-то закололо в боку, защипало в носу, запершило в горле, хрустнуло в коленях.

В дверь громко постучали: «Здесь есть кто-нибудь?»

«Уходите, я буду стрелять. Убирайтесь,» – не слишком уверенно принялся угрожать неизвестным Сан Саныч.

«Саныч, это ты, что ли?» – чуть помедлив спросили из-за двери. – «Это я – Ларионов».

***

Вторая записка, найденная Ларионовым в машине, содержала чуть больше конкретики. День Х намечался через неделю, в день следующей доставки продуктов, вечером. От них требовалось находиться в помещении и ни в коем случае не пытаться покинуть территорию колонии, пока все не кончится, чтобы ненароком не заразить своих освободителей. Транспорт и припасы, необходимые в дороге, будут ждать их неподалеку от ворот колонии. Отец Владимир (а записку писал именно он) просил их уехать в Краснодарский край. Это почти в 1000 км от поселения, достаточно далеко, чтобы жить, не пересекаясь друг с другом. Да и места благодатные, плодородные. Там их маленькая община сможет выжить без труда, надеялся с присущей ему деликатностью отец Владимир. Волна теплых дружеских чувств захлестнула Сергея, комок подступил к горлу, а на глаза едва не навернулись слезы.