Обычная жизнь

…Надежда Бесланова (носившая теперь фамилию Сухоцкая) стояла на крыльце Зеленодольского детского дома. Через ее руки прошли многие ребятишки, в лихую годину Последней войны и послевоенных неурядиц потерявшие своих родителей. Иные из них уже стали взрослыми и даже обзавелись собственными детьми. Но хотя война минула более десяти лет назад, она расшатала жизнь настолько сильно, что поднятые ею волны хаоса с каждым годом вздымались все выше и выше, угрожая захлестнуть с таким трудом отвоеванные людьми островки мирной жизни.

Вот и сегодня поток беженцев из охваченной мятежами, бессмысленным противоборством претендентов на власть и обычным бандитизмом Литвы принес в Зеленодольск еще двоих сирот. Их привезли ополченцы из Народного — там, несмотря на численность населения, раза в четыре превышающую число жителей Зеленодольска, возможности детского дома были исчерпаны. В Народном хватало пустующих домов, но не хватало людей, согласных на эту работу. Почему же хватало их в Зеленодольске?

Надежда знала ответ.

Сегодня, придя в здание Зеленодольского районного Совета, она зашла в отдел народного образования, поздоровалась с дежурным и взяла трубку телефона.

"Дежурный офицер младший лейтенант Тацинский слушает!"

"Вы не могли бы пригласить к телефону Елизавету Ахметовну?"

Надежда подождала немного, пока в трубке не послышался голос жены полковника Айтуллина.

"Лиза? Это Надя Сухоцкая. У нас тут проблемы… В общем, надо созывать заседание женской секции Совета Коммуны. Оповести наших в Приморском и в Рыбаково, а я соберу Городских и здешних".

Да, коммунары давно уже разъехались из Рыбаково кто куда, но коммуна продолжала существовать. И количество ее членов не уменьшилось. Хотя в самом Рыбаково их осталось всего лишь несколько десятков, но в Зеленодольске и окрестностях было не менее четырех сотен, да в Городе около семисот человек. Были коммунары и в деревнях, и даже в Народном была ячейка коммуны (по традиции именовавшейся Рыбаковской) в полсотни человек. Коммунары не скрывали своей организации, и большинство жителей Северо — Западного округа знало о ее существовании, хотя не все толком могли объяснить, что из себя представляет Рыбаковская коммуна.

Через три дня в Зеленодольске собрались четырнадцать женщин.

"Подруги! Сестры! Скажу вам честно — даже десять лет назад, когда я с пулеметом в руках дралась против банды Коменданта, засевшей в Городе, мне не было так тяжело". — Так начала свое выступление Надя Сухоцкая. — "Тогда мы верили, что вот еще одно, последнее усилие — и справедливость восторжествует, и наладится мирная жизнь. Теперь у меня нет такой уверенности. Нет, наши собственные дела наладились. Но не все зависит от нас. Вокруг все шатается. Спокойствия и порядка гораздо меньше, чем его было до войны".

Она подавила охватившее ее волнение и стала говорить немного менее запальчиво, но все так же энергично.

"Область все еще раздирается на куски всякими авантюристами. У южного и северного соседа господствует бандитский произвол. Ну ладно, Польша. По ней каток войны прошелся не меньше, чем по нам. Но Литва почти не пострадала — и вот, там полыхает пламя братоубийственных стычек, которым нет конца". — Надежда Сухоцкая остановилась, перевела дыхание, и, собравшись с мыслями, перешла к главному.

"Вот вы, небось, думаете, я сейчас начну жаловаться — дескать, неурядицы вокруг, беженцев полно, сирот прибывает, не справляемся, помогите нашему детскому дому. Так? Верно, помощь нужна. Но не это главное, ради чего я вас всех собрала. Я ведь не только директор детского дома, я еще и постоянный член Совета Коммуны. И я хочу сказать следующее — пока принципы, на которых построена наша коммуна, не станут достоянием всех вокруг нас, толку не будет. А будет толк только тогда, когда и остальные смогут опереться на те же устои, которые придают стойкость нам".

Елизавета Айтуллина бросила с места:

"Я обеими руками была бы за! Но как ты этого можешь достичь?"

"Я вижу только один путь — создавать ячейки коммуны за пределами округа. Это путь медленный и трудный, но единственно надежный…"

После долго и бурного заседания Надя пришла домой поздно. На этот раз, вопреки обыкновению, Юрий уже ждал ее дома. Правда, сам он вернулся из штаба лишь незадолго до нее и сейчас замедленными движениями, как будто нехотя, расстегивал портупею.

Поцеловав мужа, Надежда протянула ему листок бумаги:

"Ознакомься".

"Что это?"

"Женская секция выносит вопрос на Совет Коммуны".

Сухоцкий внимательно прочел резолюцию женской секции, промычал чтото, потом расцепил зубы и промолвил, обращаясь к жене по девичьей фамилии:

"Ну, ты даешь, Бесланова!"

Он помолчал немного, потом добавил:

"Вы как будто сговорились… С неделю назад и Калашников меня донимал похожей утопией. Всеобщие выборы, объединение области, то да се…"

"Выборы?" — Надежда вскинула брови. — "Пожалуй… Но не раньше, чем влияние нашей коммуны распространится по всей области, и всем станет ясна наша правда. Тогда и на выборы можно идти, и область объединить". Она замолчала и больше не возвращалась к этой теме.