Обвиняется в убийстве

Для опознания вещественных доказательств был вызван детектив Гэри Николе, работавший вместе с Грегом Миллером. В ходе перекрестного допроса Фил Бэрлсон акцентировал внимание на трех стаканах, найденных на кухне, наличие которых должно было доказать, что в тот вечер между девятью и двенадцатью часами Андрия Уилборн была в доме не одна. Бэрлсон спросил, была ли обнаружена какая-нибудь жидкость в одном из этих стаканов. Николе ответил, что была, но никто так и не проверил, какая именно.

Вопрос: Разве вас не учили, что, проводя расследование на месте преступления, следует сохранять любые обнаруженные там жидкости?

Ответ: Нас учили действовать по собственному усмотрению.

Вопрос: Тогда что же вы сделали с содержимым стакана? Вылили? Выпили?

Ответ: Я вылил его в раковину.

Выпаливая скороговоркой один вопрос за другим, Бэрлсон спросил у Николса, сделал ли тот слепки следов, обнаруженных рядом с особняком, отдал ли на анализ ворсинки с ковра и обивки, снял ли отпечатки пальцев с ботинок Фарра и, наконец, обнаружил ли в доме "пластмассовые пакетики с белым порошкообразным веществом".

На каждый из этих вопросов Николе давал отрицательный ответ.

Окровавленные сорочка Фарра и майка Андрии, а также другие вещественные доказательства были разложены на столе рядом со скамьей присяжных и оставались там в течение всего судебного процесса. По мере того как предъявлялись все новые и новые вещественные доказательства, коллекция окровавленных предметов все более разрасталась. Все выглядело так, будто на сцене постепенно возводились декорации для какого-то страшного действа.

* * *

Наступило время заслушать свидетельские показания Бев Басе. Фил Бэрлсон, высокий седовласый адвокат из Далласа, уже хорошо к этому подготовился. Хотя Васе и считалась наиболее сильной свидетельницей обвинения, он уже видел в ее будущих показаниях множество слабых мест. Главным среди них были весьма странные отношения между Басе и Присциллой Дэвис. Бэрлсон ни на минуту не верил, что их связывали обычные отношения матери и подруги ее дочери, как это утверждало обвинение. Не верил он и в то, что между ними сложились отношения двух сестер — младшей и старшей. Здесь было нечто другое. Никто, разумеется, ни разу не произнес слов "лесбийская любовь", и никто не представил каких-либо конкретных доказательств такой связи, однако множество красноречивых намеков защиты и постоянное напоминание об особых отношениях между этими двумя женщинами заронили соответствующую мысль в сознании многих.

Позже Бэрлсон так объяснял свою теорию: "Присцилла знала, кто был убийцей, и решила этим воспользоваться. В ту ночь все мысли Бев были сосредоточены на Каллене — ведь накануне в клубе "Рангун рэкит" они обсуждали с Присциллой ее развод. Вспомните: у Присциллы в ту пятницу не все складывалось так гладко и просто. Ей стоило большого труда уговорить врача дать ей фальшивую справку. Она долго притворялась, поэтому, когда в следующий понедельник узнала о решении судьи, ей захотелось тут же с кем-нибудь поделиться своей новостью. Бев говорит, что собиралась в тот вечер переночевать у Ди. Вздор! Ведь она прекрасно знала, что Ди уже договорилась со своим возлюбленным остаться на ночь у него. Просто Бев захотелось узнать подробнее, что же произошло в тот день в суде. Я убежден, что тогда ночью им каким-то образом удалось встретиться и договориться назвать убийцей Каллена. Может быть, они знали имя настоящего убийцы, а может быть, и нет, но они решили свалить все на Каллена".

Когда Бев Басе, красивая девушка с копной золотистых волос, заняла место для дачи свидетельских показаний и начала свой рассказ, в зале не было человека, который слушал бы ее более внимательно, чем Фил Бэрлсон.

Басе рассказала о том, как в тот роковой день 2 августа она приехала в особняк на собственном автомобиле. Это было, как ей помнится, примерно в полдень. Накануне из Хьюстона вернулась Андрия, гостившая там у бабушки, поэтому Бев решила взять девочку с собой и отправиться вместе с ней за покупками. Далее Бев Басе рассказала, как сама выбрала для Андрии майку и помогла той одеться. Это лишь укрепило в сознании присутствовавших представление об Андрии как о невинном ребенке, во всем полагавшемся на старших подруг и членов своей семьи и полностью доверявшем им.