Обвал

Подполз связист, устранил поврежденную линию, связывающую командира полка с наблюдательным пунктом командира дивизии полковника Петушкова. Пропищал тело-фон.

— Вас, товарищ подполковник, — сказал телефонист, подавая трубку.

— Акимов говорит, — услышал Кравцов знакомый голос. — Я все знаю, они молодцы, твои разведчики. Послушай, дорогой, что требуется, чтобы наш флаг реял на высоте… Мы оповестили войска о том, что твои солдаты ворвались в главный форт немецкой обороны. Ты понимаешь, что это значит?

— Да! — сказал Кравцов в трубку. — Пробиваемся к гребню, еще рывок, товарищ Акимов, и мы будем там…

— Очень прошу вас, Кравцов, очень… Вам посланы танки, через двадцать — тридцать минут они подойдут. Немедленно бросайте их в бой. Остановка может все испортить. Вы поняли меня?

— Понял, товарищ генерал.

Потом в трубке послышался голос полковника Петушкова:

— Андрей, ты можешь сделать невозможное?

— Могу.

— Благословляю, Андрей Петрович. Занятый разведчиками главный форт приказываю удержать!

Кравцов передал трубку связисту, охватил одним взглядом поле боя… Атака захлебывалась… Кравцов скорее почувствовал это, чем увидел, что в отдельных местах бойцы уже не продвигались, они залегли, другие сползали вниз. Только несколько бойцов еще перебегали, стреляя на ходу. Кравцов смотрел в бинокль, и ему хорошо было видно и тех, кто, полусогнувшись, взбирался наверх, и тех, кто лежал, прижавшись к земле, и тех, кто уже никогда не поднимется… Убитые на этот раз резко бросались в глаза, и он легко отличал их от уставших, выбившихся из сил бойцов. Он также понял, что сейчас, чтобы вдохнуть силу в штурмовые группы, поднять изможденных, до предела уставших людей, нужны не танки — огня и так с избытком, — нужно что-то другое…

Кравцов думал послать ординарца и передать — нет, не приказ, приказ сейчас не подействует, — передать его, Кравцова, просьбу не останавливаться, сделать еще один рывок…

— Шнурков! — Он хотел было сказать ординарцу «беги», но произнес другое: — Глоток чаю…

Кравцову показалось, что ординарец слишком долго отвинчивает колпачок на термосе. Над окопом пронеслись штурмовики.

— Кавалерию бы сейчас… Костя, пошли! — Он выпрямился, выпрыгнул из окопа с решимостью лично броситься в атаку, ибо сейчас не было других средств и способов для завершения рывка, кроме как участие его самого, командира.

Шнурков, видно, догадался о намерениях Кравцова, преградил ему путь:

— Извиняюсь, есть же для этой цели замполит майор Бугров.

— Он ранен и отправлен в госпиталь. Сейчас нужно слово командира. А слово, как известно, сильнее бомбы!..

На ходу Кравцов увидел, как покачнулся флаг, но не упал, выпрямился, по-прежнему развевался… Кравцов обогнул обрыв, поднялся к разбитому дзоту, перепрыгнул через разрушенную траншею и оказался среди бойцов. Его сразу узнали. Кто-то выкрикнул уставшим, хрипловатым голосом:

— Командир полка с нами, товарищи!..

— Вперед, вперед! Еще рывок! — позвал Кравцов. — Один рывок! — протяжно крикнул он и бросился на обожженную кручу.

— Ура-а-а!

— …а-а-а! — отозвалось на флангах.

Кто-то обогнал Кравцова. Он присмотрелся и узнал своего ординарца.

— Вот Шнурок так Шнурок, обогнал все же.

* * *

Утром, едва только развиднелось, на бугре, метрах в двухстах от занятого разведчиками форта, начали накапливаться гитлеровцы — пехота и танки. Мальцев сделал вывод: похоже, враг собирается овладеть крепостью.

Часть пулеметов и одно орудие быстро были перемещены из форта наружу и установлены в широкую траншею, полудужьем охватывающую со стороны противника четырехамбразурную крепость.

Грива старался изо всех сил. Он первый установил пулемет, притащил несколько ящиков с пулеметными лентами и гранатами, опробовал оружие, подмигнул Пете Мальцеву:

— Читал Есенина? А-а, тогда послушай… «Небо — как колокол, месяц — язык, мать моя — родина, я — большевик».

…Сначала появился один танк. Он остановился метрах в пятидесяти, поводил стволом вверх-вниз и замер. Потом открылся люк, показалась голова в черном шлемофоне. Голова начала что-то кричать отрывисто-лающе. Из длинной очереди слов, сказанных немцем, разведчики поняли лишь одно: «Лемке», повторенное несколько раз.

— Лемке — это что? — спросил Грива у Мальцева.

— Разве фрицев поймешь? Пусть он повыше высунется, я ему отвечу из пулемета.

— Лемке! — Теперь танкист уже размахивал руками, показывая на флаг.

Мальцев прицелился, сказал:

— Гутен морген! — и выстрелил.

Руки немца вздернулись, обвисли, и гитлеровец провалился в люк. Танк прострочил из пулемета, взрыхлил пулями бруствер, попятился назад. Потом грохнул из орудия. Снаряд прогудел в воздухе, крякнул где-то внизу.

Танк ушел. С холмиков, видневшихся справа, — там были замаскированы дзоты — робко пророкотали выстрелы автоматов, пропели и потонули в гуле, возникшем внизу.

Пуля угодила в древко флага, он закачался, накренился.

— Эй вы, дурни! — погрозил Мальцев в сторону гитлеровцев. — Прошу не цапать грязными лапами! — Он подполз к флагу, поглубже вогнал древко в грунт, повернулся и увидел танки. Они шли резво, будто состязались, кто раньше перепрыгнет через траншею.