Обсидиановый храм (ЛП)

Констанс была потрясена. Весь интерьер оказался удивительно простым: черный мраморный пол, серые мраморные колонны и куполообразная крыша. Но стрельчатые окна и проникающий через них свет делали обстановку неземной. Стекла были изготовлены из своего рода замутненного стекловидного материала, пропускающего и преломляющего миллиарды мелких мерцаний и переливов света, в зависимости от того, под каким углом смотреть. Свет, который проходил сквозь них, приобретал странное рассеивающее свойство, которое делало интерьер абсолютно бесцветным. Когда она взглянула на Диогена, выражение его лица выдало восхищение, и она поняла, почему. Оба они сейчас были окрашены в черно-белые тона, и казалось, что все остальные цвета просто изъяли из воздуха и всего окружающего их пространства. Это было очень странное явление, но вместо того, чтобы взволновать и обеспокоить ее, оно подарило ей безмятежность и одухотворенность, как будто все ненужные украшения и все вульгарные декорации были убраны, оставив только простоту вещей и их истинную сущность. Храм был совершенно пуст за исключением черного кожаного дивана, который стоял почти в центре помещения.

Вот так — в молчании и тишине — они простояли несколько минут, прежде чем Диоген заговорил. Но фактически он вовсе и не говорил, а напевал тихую мелодию, которую Констанс опознала, как голосовую инвенцию[148] Пассакалии и Фуги до минор Баха. И по мере того, как он напевал своим проникновенным голосом, к нему присоединился второй, а затем и третий голос. Храм начал наполняться звуками, которые он же сам и создавал — слой за слоем — образуя полифоническое чудо эха.

Диоген замолчал, но мелодия, медленно угасая, звучала еще несколько секунд.

Он повернулся к Констанс, и она заметила предательский блеск влаги в его поврежденном глазу.

— Это место, — сказал он, — куда я прихожу, чтобы отрешиться от себя самого и всего мира. Это мое персональное место медитации.

— Оно невероятное. В подобный эффект света почти невозможно поверить.

— Согласен. Видишь ли, Констанс, огромный кошмар моей жизни заключается в том, что я вижу всё только в черно-белом цвете. Все остальные цвета покинули меня со времен... События.

Она склонила голову. Событие, как она знала, представляло собой трагическое происшествие, которое случилось с ним еще в детстве, и которое — помимо всего прочего — оставило его практически слепым на один глаз.

— Я цепляюсь за память о цветах. Но когда я вхожу сюда, и меня окружает этот монохроматический свет, то я могу каким-то образом мельком увидеть цвета, по которым так отчаянно скучаю. Мое боковое зрение улавливает какие-то эфемерные вспышки цвета.

— Но как?

Он развел руками.

— Эти панели представляют собой цельные куски отполированного минерала, который называется обсидианом. Вулканическим стеклом. Взаимодействуя со светом, он проявляет некоторые специфические свойства. Когда-то я проводил исследования касательно влияния света и звука на организм человека, и это место — один из моих результатов.

Констанс снова огляделась. Утреннее солнце освещало только одну сторону храма, и его прохладный и серый рассеянный свет, казалось, шел извне, но в то же время ниоткуда. Противоположная сторона храма была темной, но не черной. В комнате не присутствовал ни чисто белый цвет, ни чисто черный — все пространство было погружено в бесконечные градации серого.

— Итак, это твой обсидиановый храм.

— Хм, обсидиановый храм... какое необычное название. Да, его определенно можно называть и так.

— А как его называешь ты?

— Мой Толос.

— Толос. Как храм-ротонда в Греции?

— Точно. Мой построен по размерам небольшого Толоса в Дельфах.

Диоген замолчал, а Констанс довольствовалась тем, что просто стояла и поглощала захватывающую безмятежность и красивую простоту пространства. Тишина окружила ее, и она почувствовала, что впадает в некую своеобразную задумчивость, призрачное состояние небытия, где ее самосознание начало растворяться и рассеиваться.

— Пойдем.

Она глубоко вздохнула, возвращаясь к реальности, и спустя пару мгновений оказалась на улице, моргая от яркого света, ошеломленная нахлынувшей на нее волной цвета.

— Продолжим экскурсию?

Констанс взглянула на него.

— Я... чувствую себя немного дезориентированной и хотела бы вернуться в библиотеку, чтобы отдохнуть. Позже, если ты не возражаешь, я бы хотела прогуляться одна.

— Конечно, — ответил Диоген, разводя руками, — остров в твоем полном распоряжении, моя дорогая.

44

Диоген отдыхал в своей гостиной на втором этаже, когда услышал, что Констанс тихо спустилась по лестнице, ведущую от ее апартаментов, открыла заднюю дверь и миновала веранду. Она шла очень тихо, но слух Диогена был неестественно острым, и он смог проследить за ее передвижениями ориентируясь только лишь по звуку. Он поднялся и выглянул в окно, и через мгновение увидел, что она направляется по тропинке к южной оконечности острова.