Общий любимец публики

   Доктор порядочно струсил, когда Лихонин повел его под руку в кабинет,-- вот попался-то, как раз заставят проиграть рублей сто. И отказаться нельзя, когда сам Лихонин просит.   -- Доктор, вы скажите, что играете только в штосс,-- шепнул ему Матов.-- Он играет только в преферанс.   Это было неожиданное спасение, и доктор повеселел.   Дамы, действительно, остались в самом неловком положении, лишившись в лице Бережецкаго последняго кавалера.   -- Я, кажется, скоро начну кусаться с тоски,-- ворчала Анненька, негодуя на противных мужчин.-- Даже этот несчастный Щепетильников, и тот утянулся в кабинет... Ему-то какое горе, что другие будут играть? Впрочем, я его успела огорчить. Да... Я ему сказала, что у него борода скрипкой, и он обиделся.   Ольхе Ивановне с теткой опять пришлось хлопотать по хозяйству, чтобы поставить для гостей свежую закуску и новую партию вин. Будут без конца пить и есть, как всегда на этих проклятых карточных вечерах. Да и для Лихонина можно постараться. Такие гости не часто бывают... Вера Васильевна и Анненька оставались в гостиной одне.   -- Это просто кошачья скука,-- жаловалась Аыненька, забавно надувая щеки.   -- Ничего, поскучаем,-- утешала Вера Васильевна.-- В жизни немного веселаго...   -- Нет, мой папенька-то хорош... Ах, как я желала бы, чтобы он проигрался! Не болтай вперед, не смущай других...   Из кабинета раза два выходил Войвод и вопросительно смотрел на жену.   -- Я подожду...-- отвечала она с покорной улыбкой.-- Пожалуйста, позабудь о моем существовании. Мы займемся здесь с Анненькой.   Потом вышел Матов, который в качестве хозяина не садился играть. Он устало опустился на стул и проговорил:   -- Лихонина усадили наконец. Он, Бережецкий и Бармин, Иван Григорьич составляет резерв... Анненька, вы пошли бы в кабинет и посмотрели за папашей. Он, кажется, серьезно собирается резаться в штосс.   -- Понимаю: вы меня выживаете,-- обиделась девушка, поднимаясь, чтобы уйти.-- Хорошо, я не буду вам мешать. Вера Васильевна, помните: вы должны мстить...   Когда она ушла, Матов заговорил усталым голосом, не глядя на Веру Васильевну:   -- Вам хотелось посмотреть, как я живу,-- вот вся моя обстановка. Сегодня, как вчера, завтра, как сегодня... Странно, что в последнее время я себя чувствую у себя дома каким-то незнакомцем. Я -- чужой в этих стенах, и я даже удивляюсь, зачем я здесь.   -- Какая трогательная заботливость о собственной особе... Мне это даже нравится, то-есть вечная забота только о самом себе. Сегодня я заставила себя прийти сюда, чтобы посмотреть вас в вашей домашней обстановке, и не раскаиваюсь. Ведь из мелочей складывается вся жизнь... Я вижу вашу обстановку и, говоря откровенно, ревную вас к каждому стулу.   Она принужденно засмеялась. Он смотрел на нее такими грустными глазами и молчал.   -- Да, я не должна была сюда приходить,-- продолжала она немного сдавленным голосом.-- Но меня тянула неудержимая сила. Женщины любопытны, у них своя логика... Я знаю, что вы счастливы, и одно уж это делает меня несчастной... Пожалуйста, не прерывайте меня. Ведь вы любите говорить о себе, и я хочу говорить о себе. Вы говорите мне о своих чувствах, даете мне это понять всем своим поведением и не хотите знать только одного, именно, как мне живется. Мужчины об этом меньше всего думают... Например, сейчас: я на своем посту и дежурю, как дежурят все жены игроков. Может-быть, Лихонин осчастливит меня своим вниманием... Вы довольны?   -- Молчите, молчите... Ради Бога, молчите!..   Она поднялась и прибавила уже задыхающимся шопотом:   -- Знаете, недавно я говорила вам, что люблю вас... Нет, я не лгала, как сейчас не солгу, если скажу, что ненавижу вас. О, какое это ужасное чувство!.. Мне иногда делается даже страшно за самоё себя. Какия дикия мысли являются в голове. Да, я пришла сюда и принесла с собой весь свой душевный ад. Довольны вы?   -- Вера Васильевна...   Он поднялся и докончил:   -- Вы правы... да. Мы так легко смотрим на некоторыя отношения, на жизнь, на человеческую душу... да, вы правы. И ваша правота убивает меня.   Эти обяснения были прерваны появившейся в дверях Ольгой Ивановной, которая, утирая пот с лица, проговорила:   -- Ох, уморилась... Смертынька... Чтой-то, Николай Сергеич, я из сил выбилась, а ты тут за чужой женой обихаживаешь! Какая это модель?   -- Вера Васильевна сидела одна, Ольга, и я, как хозяин, должен занимать ее,-- оправдывался Матов.   -- Хорош хозяин... Вера Васильевна не маленькая и сама себя могла бы занять. Вы уж меня извините, Вера Васильевна, я попросту, все начистоту говорю.   -- Николай Сергеич, вы можете нас оставить,-- спокойно и решительно проговорила Вера Васильевна.-- Нам необходимо обясниться с Ольгой Ивановной начистоту, как она говорит.   Матов пожал плечами, посмотрел на возбужденное лицо жены и пошел в кабинет, откуда доносился жирный хохот Самгина. Ольга Ивановна присела на диван и обмахивала лицо расшитым платочком.   -- Ольга Ивановна, мне кажется, что между нами установились какия-то неловкия, натянутыя отношения,-- заговорила первой Вера Васильевна, спокойная и уверенная в себе.   -- Какия у нас отношения, Вера Васильевна?-- довольно грубо ответила Ольга Ивановна.-- Ежели говорить правду, так нам и разговаривать-то не о чем... Вы -- образованная, красивая, а я купеческая дочь, помелом писаная. Вот и весь разговор. Дело даже самое простое, и строить из себя дуру я не желаю. Вся тут, какая есть.   -- Послушайте, Ольга Ивановна, не будем играть словами... Какая вы простая женщина? Вот я у вас в гостях. Может-быть, этого не следовало делать, но это еще не дает вам права оскорблять меня на каждом шагу, как сейчас. Так простые люди не делают, да я и не заслужила, чтобы так относиться ко мне. Вы только представьте себе, что я гораздо лучше, чем вы думаете, и допустите мысль, что вы можете ошибаться...   -- Конь о четырех ногах, а спотыкается... Мало ли какое слово молвится: слово не воробей,-- вылетело и не поймаешь.   Вера Васильевна видимо волновалась и сдерживала себя. Лицо у нея сделалось такое бледное, а глаза казались больше и темнее. Ольга Ивановна смотрела на нее и любовалась.   "Уродится же этакая хорошенькая бабочка,-- думала она про себя.-- Уж именно всем взяла... А говорит-то как, пожалуй, и моего Николая Сергеича за пояс заткнет. Меня-то, дуру, вот как заговорить... Кругом пальца обернет".   Ольга Ивановна больше всего на свете боялась именно своей предателеской доброты. Давеча вон дядюшку Артемия Асафыча готова была пополам перекусить, а теперь как будто и жаль стараго плута. Вот и эту заблудящую дворяночку как раз пожалеешь, хоть она и вредная. Ах, хороша бабочка, особенно, ежели бы ее по купечеству пустить, а то измотается со своими тоже игрочонками! Ольге Ивановне сделалось даже неловко, когда Вера Васильевна затянула паузу, собираясь с духом, и посмотрела на нее такими хорошими глазами, точно вот читала ее, как читают книгу.   -- Знаете, о чем мы сейчас говорили с вашим мужем?-- продолжала Вера Васильевна, набирая воздух всей грудью.-- Я просила его забыть меня... Вас это удивляет? Спросите у него. Больше: я сказала ему, что ненавижу его. Да... Не скрою, что я, когда была девушкой, очень любила его... Я тогда была такая бедная девушка, и у него тоже ничего не было...   -- Ну, уж извините меня, Вера Васильевна,-- перебила ее Ольга Ивановна-:-- извините, а я не верю. И богатыя и бедныя девушки -- все одинаковы. В другой раз и забыла бы, да вот силы нашей бабьей не хватает.   -- Вы правы, что все девушки одинаковы, только у богатой сто дорог, а у бедной одна, да и тут еще ее обманут... А потом она же и встретится со своим обманщиком. Сладко это ей-то?   -- Доведись до меня, так я бы ему, этому самому обманщику, показала. Уж это последнее дело, когда мужчина девушек обманывает. И замуж-то выйдешь и деньги с собой в приданое принесешь, а и то иной раз вот как ожигаешься.   -- Видите ли: вы обман, кажется, понимаете по-своему. До этого дело не доходило, а обман был на душе... обещала, человек... Знаете, как в церкви спрашивает священник: "не обещался ли кому?". Да... Вас удивляет, зачем я в таком случае пришла сюда?..   Искренний тон, которым все это говорилось, разстроил Ольгу Ивановну, и она, не владея больше собой, так просто заметила:   -- А ведь вот этак-то вы, Вера Васильевна, пожалуй, и разговорите меня... Ей-Богу! Да садитесь рядом, красавица. Я хоть полюбуюсь вами. Этакая красота уродится...   -- Вам опять становится меня жаль?-- засмеялась Вера Васильевна.   -- А что вы думаете: слово в слово. Ей-Богу, даже вот как жаль. Только уж говорить-то всего не приходится. Вы думаете, я не понимаю, что вам и хотелось и не хотелось сегодня ехать сюда? А я бы, доведись до меня, ни в жисть по поехала бы. Ольга-то Ивановна скора на руку и невесть что наговорит.   Вера Васильевна села рядом с ней на диван и заговорила, точно вспоминая какой-то сон:   -- А вот я и приехала... да... Ведь я сколько лет думала о нем: где он, как живет, какую женщину любят? Я старалась представить себе дом, в котором он живет... обстановку... комнату, в которой он работает... тех людей, которые у него бывают в доме...   -- Вот, вот. Ох, и проста же наша сестра, баба!.. Мужчине-то и горюшка мало, а баба-то думает, думает...   -- Да... И когда я увидела ваш дом и обстановку, мне показалось, что я точно когда-то бывала здесь, нет -- жила. Вот я знаю это окно, мебель, лампу... Вероятно, покойник, если бы он мог вернуться в собственный дом, испытывал бы то же самое.   Слово "покойник" заставило Ольгу Ивановну вскочить и замахать руками.   -- Что вы, что вы, Вера Васильевна? Да разве можно такия слова выговаривать, да еще ночью? Еще что попритчится... Нет, уж вы покойников-то оставьте, голубушка. Вдруг еще во сне увижу. Страсть я боюсь покойников...   -- Да ведь я про себя говорю, Ольга Ивановна!.. Есть люди, которые завидуют мне: молодая, красивая, муж любит, кругом поклонники... А между тем нет главнаго, именно постояннаго гнезда, которое вьет каждая женщина. Что может быть несчастнее такой бродячей женщины, как актриса, жена какого-нибудь артиста или человека без определенной профессии, как мой муж! Мой муж старик, но я его очень люблю, да и нельзя его по любить... Он так ухаживает за мной, предупреждает малейшее желание, переносит мои капризы... Да, и когда я встретила Николая Сергеича, устроившагося, счастливаго, у меня явилось чувство, которое меня испугало,-- я его возненавидела... Может-быть, вы мне не верите?   -- Как вам сказать: и верю и не верю... Может, и ответила бы вам, да вот слов во мне настоящих никаких нет.   -- Так уж вы лучше поверьте... У меня даже является желание мести,-- сделать что-нибудь неприятное... просто заставить испытать физическую боль...   -- Прямо в мой характер!-- обрадовалась Ольга Ивановна, обнимая гостью.-- А я-то, глупая, приревновала вас...