– Отъ…сь! – мальчишка сделал огромный глоток, зажмурился, с трудом проглотил и отвернулся, долго кашлял, потом затих, стал отковыривать краску со стены и щелчком отшвыривать кусочки.
– Думи, что ты? Ну, прости…
– Зае…л!
– Ну, пожалуйста… – Луи попытался развернуть его к себе. – Не пугай меня! Плачешь?!
– Заткнись!
_______
Тарелка брызнула звонкими осколками по полу. Маргарита, случайно уронившая ее, залилась криком, Хильда пыталась успокоить дочку, напоила водой и отправила наверх за куклами, чтобы вывести их на прогулку.
Роланд, внимательно следивший за всем происходящим, спросил:
– Так жалко тарелку?
– Нет… то есть, конечно, но… – она взглянула на него, решая, доверить ли ему свои мысли. – Наверное, в прошлых жизнях я совершила много ужасного, меня часто мучает память о прошлых грехах.
– О каких, например?
– В основном о разных зверствах. Я даже не могу назвать это фантазиями, это как воспоминание, вдруг всплывает, как дежавю, понимаешь?
– Пока не очень…
– Вот сейчас… осколки, ребенок, и я тут же вижу, как детскую шейку перерезают осколком – кровь, обнажившаяся трахея, судороги… или, например, я держу на руках младенца и вижу ножницы, и сразу возникает сцена мучения или убийства… Мне очень страшно, я боюсь этих видений, боюсь себя – что же я за чудовище такое, что представляю подобные вещи… А в детстве было еще и с животными – например, котенок играет под окном, и я вижу, как разбивающееся стекло падает на него, вижу крошечное тельце, искромсанное острыми краями… Всего лишь на миг, но во всех ужасающих подробностях. Я пыталась спрашивать себя, разве я хочу этого? Разве мне доставляет это удовольствие? Нет, это только угнетает, загоняет во тьму, но постоянно возникает. Что угодно… Ты и машина, или эти тяжелые рамы, полки, камни. И, понимаешь, это не я сама совершаю по своей воле, это кто-то вообще убивает кого-то вообще, как-то абстрактно, поначалу, а потом я подставляю на место жертвы кого-то из близких.
– А сама ты бываешь жертвой?
– Да, иногда, но чаще кто-то другой… У тебя так не бывает?
– Нет, не замечал за собой. Может это из-за всего, что ты пережила?
– Говорю же, в детстве это тоже было…
– Могу предположить, что это связано, скорее, с проблемами в выражении злости, гнева, или, возможно, со страхом, тем, который проистекает из прошлой жизни и тем, который за твою нынешнюю осел в тебе нерастворимым осадком. Многое в человеческой истории вызывает у современного человека, даже не слишком чувствительного, содрогание. Например, обычай приносить в жертву новорожденных младенцев, или превратности пути паломников-простолюдинов через пустыню во время крестового похода, когда женщины, забеременевшие в пути, рожали детей и, если сами оставались в живых, просто бросали их под палящим солнцем умирать. События двадцатого века тоже добавили в общую копилку немало такого… Хотя, конечно, никто из нас не ведает, чем отягчено наше прошлое воплощение…
Спустился Артур.
– Куда сегодня? – спросил у брата Роланд.
– Сегодня? – рассеянно переспросил тот.– Что-то я забыл, Маню сказала, но я сейчас не помню…
– Значит, туда, куда тебе не интересно.
– Главное, чтобы ей нравилось, а я покурю в сторонке, – улыбнулся Артур.
– Какое самоотречение! Она этого не заслуживает.
– Много ты понимаешь! Пока!
Роланд задумчиво смотрел на закрывшуюся за братом дверь, накручивал волосы на палец, потом сказал тихо.
– Он как будто добровольно каторгу отбывает.
– Я не знакома с ней, мне трудно судить, в чем тут дело, – сказала Хильда. – Но знаешь…в индуизме, например, считается, что родственниками или супругами могут быть люди, которые в прошлых жизнях враждовали друг с другом… Им дается шанс примириться и искупить свою вину. Кто знает, может, он ее в прошлой жизни… убил.
_______
– Дашь завтра ключ от мастерской? – без предисловий спросил мальчишка, когда Артур сел в машину.
Он еще не успел ответить, как Доминик заверил его, что к вечеру там будет полный порядок и никаких следов чужого пребывания.
– Тайная встреча?
– Тачки под приглядом, а туда они за ним не сунутся, а если и сунутся – народу там много, можно потеряться.
– Зачем ты это делаешь?
– Слизняков ведь тоже должен кто-то любить…– невесело хмыкнул мальчишка.
Артур долго смотрел на него, думая обо всем, что узнал о нем за последнее время.
– Да, ты прав, Бог, наверное, самую омерзительную для нас тварь любит не меньше, чем самых прекрасных людей. Только это очень трудно…
Доминик потер рукой лоб и негромко сказал.
– Прошлым летом парень с крыши сиганул – наркоша один. Запал на меня, а я послал его, и постарался так сказать, чтоб пообидней было. Обрыдался небось перед тем, а может, и обделался, но ведь прыгнул. Потом его дружок записку передал от него. Там он так написал, мол, слизняк тоже хочет, чтобы его любили.
Книга открыта. А'aскаф'eр