— Шляпа… котелок, темный костюм и трость. Вот, вроде, и всё, что я запомнила, — она зажмурилась, будто припоминая, потом нахмурилась. — Его лоб, даже учитывая шляпу…
— Что со лбом? — спросил Сэм.
— Морщины, — она сморщилась. — Очень глубокие, как… борозды. Я еще, помню, подумала, что его можно в рекламе ботокса снимать, на фотографию «ДО». Вот и всё. Я быстро глянула, а потом отвернулась. Я из–за него начала нервничать, но не знаю, почему. Может быть, меня напугали его габариты. Пригодится то, что я сказала?
— Может быть, — отозвался Сэм.
Дин не понимал, как сказанное может быть полезным, если не считать небольших деталей, добавленных к описанию, но промолчал.
— Вы думаете, он виноват в аварии? — спросила Дженис.
— Мы рассматриваем все возможности, — Сэм повернулся к Фелиции. — Спасибо.
— Всегда готова помочь, — с широкой улыбкой она достала из фартука визитку и сунула Сэму в нагрудный карман. — Если решите еще что–нибудь спросить, вообще что угодно, звоните мне.
Сэм кашлянул:
— Хорошо. Спасибо.
Вернувшегося из школы Райана дом встретил пустотой. Отец вернется со стройки только через пару часов, а потом через час–другой отправится на вторую работу — уборщиком в офисе. Райан сбросил до отказа набитый рюкзак на обеденный стол и вытащил учебники и тетради. Без особого желания что–то делать он просмотрел домашнее задание и заметил краешек контрольной работы по матанализу, которую ему сегодня вернули с большим жирным «слабо», выглядящим так, будто мистер ДеГрафф выписывал его с особым удовольствием. Под проклятой оценкой учитель добавил: «Старайся усерднее!». Вытянув лист, Райан смял его в плотный комок и запустил в сторону кухонного мусорного ведра — и промазал. Ну естественно.
Виски ныли. Подкрадывался очередной приступ головной боли от перенапряжения. Надо напоминать себе не сжимать челюсти так сильно, а то зубы треснут. «Успокойся», — велел себе Райан, однако стресс всегда поддавался контролю с трудом.
Как бы он ни старался, учебник по матанализу и практические упражнения в плане понимания могли бы с таким же успехом быть написанными иероглифами. Райан всегда получал хорошие оценки по математике — геометрии, алгебре, тригонометрии — а кое–где в семестре проскальзывали и отличные. А теперь он отчаянно пытался понять хоть что–то.
Райан читал, что у мозга существует предел обучения. В один прекрасный момент он просто отказывается усваивать информацию, чтобы ты ни делал. От матанализа у Райана болела голова. И чем больше он старался разобраться в предмете, тем сильнее становились боли. Может, у него аллергия на матанализ? Или он просто оправдывает потерю интереса к математике? Он не хочет ее учить, поэтому она сделалась такой тяжелой. Можно переключиться на что–нибудь поинтереснее. У людей бывают психосоматические болезни, воображаемые болезни, которые кажутся им настоящими. Возможно, он сам себе вредит?
Отца вечно не было дома, а мать Райан не знал. Сумико, наверное, поступит в колледж и уедет. Он останется один. Один и с пустой головой. Ничтожество. Ничто больше не имело значения. Может быть, жизнь на самом деле ничего не значит. Все, кто думают иначе, обманывают себя.
Райан вздрогнул, когда в кармане завибрировал телефон. Обычно он включал звук, как только выходил из школы, но сегодня за всеми волнениями забыл. Один взгляд на имя и лицо на дисплее заставил его улыбнуться:
— Привет, Сумико. Что такое?
— Хочешь заскочить?
— Домашки нет?
— Я ее доделала в читальном зале.
— Везунчик, — Райан свирепо посмотрел на стопку собственного домашнего задания.
Он попытался вспомнить, где отец держит спички. Он бы сжег всю эту груду. А почему бы не спустить пар? Можно подумать, отцу есть до этого дело. Если он вообще заметит.
— Много дел?
— Ничего, что не могло бы подождать. Я зайду в десять.
— Отлично. Увидимся, здоровяк.
— Не буду называть тебя «маленькая леди».
Сумико хотела, чтобы это было только между ними.
— А то звучит, как плохая пародия на Джона Уэйна[16].
— Джона как–как?
— Ты безнадежна, — рассмеялся Райан.
Когда Бобби объяснил, что он из ФБР, Барбара Найс — Миллер усадила его в гостиной. Она даже предложила чашку чаю, которую Бобби отверг как знак невысказанного интереса к разговору. Барбара села напротив, усадив на колени своего йоркширского терьера «Малютку» Себастьяна, будто Бобби могло понадобиться опросить и собаку. Крохотный пес облаивал Бобби с момента его появления и до сих пор, пока хозяйка не подняла его на руки. Тогда собачка успокоилась и только смотрела настороженно.
«Наверное, собака знает, что мое удостоверение фальшивое».
— Так что вы хотите знать о том ужасном дне, агент Уиллис?
— Вы не заметили ничего необычного?