Обретешь в бою

— Проект сделан в соответствии с лучшими образцами западных фирм, — вильнул от прямого ответа Воскобойников. — Западная техника…

— Минуточку, — прервал его Прокофьев. — Получается, ваш творческий вклад выразился в том, что вы перенесли западный цех на советскую землю.

— Это не совсем так. Мы внесли кардинальные изменения применительно к нашим условиям…

— Какие?

А вот какие — Воскобойников ответить не мог по той простой причине, что не было их, кардинальных изменений. Проект делали в спешке и ничего существенного внести не успели. Кое-какие мелочи он упомянул, но и для самого неискушенного в вопросах производства человека было очевидно, что проку от них немного, что к разряду инженерных находок они не относятся.

Наступило неловкое молчание. Прокофьев не пришел больше на помощь Воскобойникову, перелистывал содержимое какой-то папки, и, присмотревшись, Рудаев узнал свою объяснительную, посланную из Тагинска.

Воскобойников неуверенно опустился на свое место, но Прокофьев тотчас поднял его снова.

— Значит, вы утверждаете, что проект соответствует лучшим образцам западной техники… вчерашнего дня.

— Сегодняшнего, — возразил Воскобойников, придав своему лицу как можно больше внушительности.

— Вчерашнего. Пока там построили, пока вы проектировали, пока строители воздвигали — это уже вчерашний день капиталистической техники. А нам нужен завтрашний день техники социалистической.

— Я не могу, когда меня прерывают. — Воскобойников уже не скрывал своего раздражения.

— Извините, молчу. — Прокофьев сцепил пальцы рук, оперся на них подбородком. — Но только вы не молчите. Перечислите пункт за пунктом недостатки вашего проекта. И не скупитесь на откровенность, не перекладывайте свою работу на других.

— Жесткие сроки, которые установили нам для проектирования нового цеха, я бы сказал, волюнтаристские, — зашел Воскобойников с другой стороны, — во многом определили…

Прокофьев вздохнул, стал смотреть в окно, и это совсем сбило Воскобойникова. На шее у него выперли жилы, судорожно заходил острый кадык. Он держал сегодня экзамен не только на осведомленность и эрудицию, но и на честность.

— Основным мерилом качества проекта являются удельные затраты на единицу продукции, — все же собрался с силами Воскобойников.

— Расположение конверторов удачно или нет? — окончательно потеряв терпение, без всяких, церемоний прервал его Прокофьев.

— Видите ли…

— Удачно или нет?

— Не совсем.

— Так. Слава всевышнему. Один конкретный ответ выудили. Всеволод Константинович, думаете, мы с вами будем сидеть тут до утра? Котлы удачны или нет?

— В данное время принимаются меры к их улучшению.

— Выходит, тоже не совсем удачны. Хорошо. Дальше. Да почему я должен вытаскивать из вас по слову? Раскачайтесь в конце концов.

— Вы из меня делаете унтер-офицерскую вдову, которая сама себя сечет! — Голос Воскобойникова задребезжал струной, и сам он затрясся от гнева.

— На нашем языке это называется иначе — самокритика, — резанул Прокофьев. — Вам предоставляется редкая возможность для искреннего самокритичного выступления. И не отвлекайтесь, пожалуйста, на экскурсы в область литературы.

Рудаев был готов обнять Прокофьева. Шел он сюда, не ожидая ничего хорошего. Успели ему нажужжать, что Прокофьев молод, в металлургии разбирается слабо, беспощаден к нарушителям установленных сроков строительства, дружен с Воскобойниковым, всегда находит с ним общий язык.

В любом аппарате есть свои пифии. Они не упускают случая щегольнуть информированностью, особенно перед людьми, не искушенными в тонкостях внутриаппаратных взаимоотношений, они ответят на любой вопрос, дадут любой совет. Незадачливый провинциал для таких — приятная находка. Он слушает с открытым ртом и, главное, многое воспринимает как откровение. Вопреки ожиданиям, Рудаев убедился, что Прокофьев отметает всякие личные симпатии и упрекнуть его можно разве лишь в том, что делает он это излишне демонстративно.

— Проект утвержден Советом Министров как типовой, — вытащил Воскобойников последний козырь из колоды неудачно перетасованных карт.

Прокофьев позеленел от злости и долго не мог произнести ни слова. Не потому, что не находил их. Сдерживался. И сдержался, спросил самым спокойным тоном:

— Кто представлял его на утверждение?

— Наш институт.

— Значит, вы талантливо ввели в заблуждение Совет Министров? Вам поверили, а вы подвели, — заключил Прокофьев и объявил перерыв.

Воскобойников сделал было попытку остаться с ним один на один, но маневр не удался.

Прокофьев сослался на какой-то сверхсрочный и сверхважный разговор по телефону и попросил оставить его одного. Пришлось выйти в коридор.