Обретение Энкиду

Она нацарапала цифру "5" на заранее проштампованном стандартном бланке "Справка Государственного Экзекутария. Экзекуция произведена. Порольня-автомат номер 11", криво расписалась. Отдала бумажку мне. Набрала несколько цифр на табло.

В машине что-то зажужжало и тихонько запело. Потом свистнуло. Мурзик тихонько охнул из-под гроба.

Порольная машина работала с небольшими интервалами. После пятого мурзикова оха она перестала жужжать и как бы умерла. Оператор подняла гроб. На спине Мурзика опечатались пять ровных красных полосок. Мурзик был потный и несчастный.

Мурзик сполз с кушетки и принялся одеваться. Он заметно присмирел. Женщина-оператор выдернула березовые пруты и бросила их в корзину с надписью "использованные". Я поблагодарил ее и вышел из порольни. Я решил ждать Мурзика в коридоре.

Мурзик появился - тихий, даже какой-то задумчивый. Свитер он надел на левую сторону.

- Переодень, - велел я, - не то побьют.

- Уже, - сказал Мурзик. Но свитер переодел.

Мы вышли из экзекутария. Я вдруг понял, что очень проголодался.

- Мурзик, - сказал я, - сегодня ты стряпать не будешь. Я этого не выдержу. Ты пойдешь в ближайший ресторан и возьмешь там готовый обед. Пусть запакуют. Скажи: герметично.

Мурзик повторил, как болванчик:

- Это... герметично.

Я продолжал:

- Суп из морепродуктов, пареный рис с маслом, тушеная свинина и светлое легкое пиво. Запомнил?

Мурзик ошеломленно кивнул. Я вручил ему сорок сиклей и отправился домой.

Два дня после посещения экзекутария прошли тихо и незаметно. Все было как обычно. В день Мардука я вознесся на вершину обсерватории, обнажил орудие прогнозирования и бездумно отдался на волю присосок и насадок. Легкий ток приятно отозвался во всем моем естестве. Все неприятные мысли разом покинули меня. Мне было хорошо - вольно и покойно.

Приятный ветерок долетал до башни обсерватории со стороны садов Семирамис. Еле слышно доносилась музыка - в садах играл духовой оркестр.

Здесь, над Городом, все выглядело иначе. Суета, бедность, уродливые лица, неуверенность в будущем, зависимость - все, что слагается в отвратительную гримасу мегаполиса, - все это осталось внизу, на мостовой, у подножья высокой башни. Вокруг открытой площадки на крыше медленно плыли облака. Тягуче раскинулся лазоревый небосвод. Кое-где высились другие башни, но даже и башня Этеменанки выглядела мне ровней - отсюда, из обсерватории.

Здесь я переставал быть собой - Даяном из древнего вавилонского рода, маменькиным (что скрывать!) сынком, повелителем Мурзика, обитателем маленькой однокомнатной квартирки, захламленной и пропыленной. Здесь я вообще переставал БЫТЬ. Я растворялся в эфире! Я парил в Будущем!

Словом, вы понимаете, что я хочу сказать.

Я предавался этим ощущениям, а жопа моя тихонько потряхивалась и передавала данные вниз, на самописец. Все шло, как обычно.

Когда время истекло, я отключился от приборов, оделся и нырнул в люк, на чугунную винтовую лестницу.

- Все в порядке? - спросил я Ицхака.

Он кивнул, не отводя сосредоточенного взгляда от кривых. Самописец замер на высшей точке одного из пиков.

Ицхак был не в костюме, как обычно, а в стареньких джинсах и просторном студенческом свитере. В этой одежде он утопал, как в море. Один только нос наружу торчал.

- Сегодня у нас комиссия, - сказал Ицхак. Он наконец обернулся ко мне, и я увидел, как он устал. По его пройдошливой физиономии разлилась зеленоватая бледность. Мне даже жаль его стало.

Я спросил:

- Какая еще комиссия?..

- Из числа представителей охлоса, вот какая, - сквозь зубы выговорил Ицхак. - Работу нашей фирмы проверять будет.

- Эти? - поразился я. - Да что они понимают?

- Ничего, - согласился Ицхак. - Кстати, будет также пресса.

- "Вавилонский Быстроног"?

- Хуже. "Этеменанки-курьер". "Обсерер", то есть, "Обсервер", конечно. И - держись за что-нибудь - "Ниппурская правда"...

- "Ниппурская правда"? - Я был поражен. - Это же желтый листок...

Ицхак пожал костлявыми плечами.

- Вот именно. Любимая газета охлоса. Считается оппозиционной.

Я надулся. Я распушился. Я сказал, что как представитель древнего вавилонского рода не потерплю присутствия грязных комми...

Ицхак молчал. По тому, как он молчал, я понял, что комми будут.

Посетителей оказалось даже больше, чем я предполагал.

Охлос был представлен тремя дородными дамами из детского дошкольного учреждения. Они ровным счетом ничего не понимали, хотя тщились. Задавали вопросы. Требовали объяснять помедленнее. Одна особенно гневалась, наливалась краской.

- Не частите, господин Ицхак, это у вас не пройдет! Объясняйте нам с толком, медленно! Что значит - "диагностика"?

Имелась, кроме того, тощая долговязая девица со строгим взором сквозь толстые очки. Девица была в пушистом свитере и очень короткой юбке. В ее облике сквозило что-то от выработавшейся клячи, несмотря на очевидную молодость. Откуда взялась эта девица, мы не поняли.