Обретая надежду (ЛП)

Ее лицо вспыхивает от гнева.

— Почему ты это сделал?

— Ты не можешь быть снаружи, выкрикивая ненормативную лексику в свой телефон, в то время как должна наблюдать за моей дочерью.

— Серьезно? Ей шесть. Она справится с этим.

Сжимаю зубы вместе.

— Дело не в этом. Тебе платят за то, чтобы ты следила за ней, так что, когда ты на дежурстве, то должна следить за ней. Разбирайся со своей личной жизнью в свое свободное время, пожалуйста. — Тот факт, что я должен это объяснять, сам по себе огорчает. — И тебе нужно следить за своим языком, когда ты рядом с Эллиот. Ее мозг впитывает, как губка.

Она наклоняет голову.

— Это просто слова.

Я натянуто улыбаюсь.

— Понимаю, но она моя дочь, и я бы предпочел, чтобы она не ходила вокруг и не употребляла такие слова, как «член».

— Сообщение принято, босс. — Она засовывает телефон в карман. — Увидимся завтра.

Она протискивается мимо меня, и мне требуется несколько секунд, чтобы отдышаться и снизить кровяное давление. Я провожу рукой по волосам и добавляю стрижку в свой список дел.

Когда жизнь стала такой сложной?

Голос в моей голове напоминает мне о том дне, когда я потерял Мэгги.

Когда мы узнали, что она беременна, врачи проделали хорошую работу, информируя нас обо всех вещах, которые могут пойти не так с ребенком, но никогда не предупреждали нас, что сердце Мэгги может просто перестать работать. Я помню, как стоял там, держа на руках нашу новорожденную дочь, а команда медсестер окружила тело Мэгги, пытаясь перезапустить ее сердце.

У меня не было возможности еще раз сказать ей, как сильно я ее люблю.

Поблагодарить ее за крошечную жизнь, которую она мне подарила.

У меня никогда не было возможности попрощаться.

— Папа, что у нас на ужин?

Я отворачиваюсь от прошлого и смотрю на свое живое, дышащее чудо.

— Тако.

Она морщит нос.

— Фу. Ненавижу тако.

С глубоким вздохом я подхватываю ее на руки и возвращаюсь в дом.

— Да. Так и думал, что ты это скажешь.

Звук рвущейся и сминаемой бумаги становится саундтреком ночи, когда я сижу за кухонным столом, окруженный справочниками, открытой Библией и миллионом мертвых идей для воскресной проповеди. Я роняю ручку и обхватываю голову руками, потирая виски.

Раньше подготовка проповедей давалась так легко. Только в последние несколько лет я почувствовал, что каждая из них подобна вырыванию зубов. Я проверяю свою кофейную кружку. Пусто. Часы на моем телефоне показывают, что уже почти час ночи. Я работаю над этим с тех пор, как Эллиот легла спать в восемь, и так ничего и не добился.

Пристально смотрю на фотографию Мэгги. Я помню тот день, когда сделал эту фотографию. Это было в тот год, когда мы поженились. Мы отправились в Гранд-Каньон на выходные и разбили лагерь. Ели хот-доги, и я каждый вечер играл на гитаре под звездами. Помню, как она смотрела на меня, этот блеск в ее глазах, который давал мне понять, что она готова к тому, чтобы я затащил ее в постель. Мэгги всегда стеснялась просить о том, чего хотела, но ей и не нужно было просить. Я всегда хорошо ее понимал.

— Что со мной не так, Мэгс? Я не могу сосредоточиться. Как будто мое сердце больше не в этом… — Я слышу, как мой голос заполняет пустую кухню, и чувствую себя глупо, думая, что мои ответы заключены в старой фотографии.

Откидываюсь назад, втягиваю голову в плечи и вижу сложенную анкету Эшли, лежащую на дальнем конце стола. Беру её, открываю и читаю каждый вопрос, снова ухмыляясь, когда читаю ее вымышленное имя.

Эшли Рэмкок.

Были ли вы вовлечены в какую-либо форму сексуальной распущенности за последние пять лет, будь то добрачные, гомосексуальные или внебрачные связи?

Да. Два из трех. Оставлю выбор на ваше воображение.

Предъявлено ли вам в настоящее время обвинение или вы когда-либо были осуждены, или признавали себя виновными в совершении преступления, связанного с фактическим сексуальным домогательством или попыткой его совершения?

Не считается преступлением между двумя или более взрослыми по обоюдному согласию, так ведь?

Мы такие вопросы задаем волонтерам? Отчасти личные, и, честно говоря, мне неудобно их читать. Неловко и… здесь жарко?

Были ли вы когда-либо жертвой жестокого обращения с детьми в какой-либо форме?

Что, черт возьми, это за вопрос такой? Если бы и так, разве это поставило бы под угрозу мою способность встречать в церкви прихожан? Отстой.