Образок

Так продолжалось довольно долго, с неделю, наверное. Как вдруг, в одну из жутких этих ночей, взгляд мой упал на большую икону у Ульянушкина изголовья. Я быстро перекрестилась под одеялом и стала про себя твердить: Отче наш, Отче наш, Отче наш. Дальше слов я не знала. В первую минуту мне сделалось еще жутче, и я уже готова была разбудить Ульяну Сергеевну. Но вскоре я успокоилась и заснула. Больше я по ночам не просыпалась. А когда приехали родители и забрали меня домой, я и вовсе забыла думать обо всех своих страхах.

И вот мама попросила Ульянушку пожить со мной на даче. И еще мама сказала, что Витя уедет на Азовское море. На все лето. И если я хочу, то могу пригласить на некоторое время какую-нибудь из своих подружек. Проблема выбора передо мной не стояла: этой подружкой стала Туся.

В поселке нашем Тане очень понравилось. С Ульянушкой они быстро поладили, и зажили мы втроем вот как.

Ложились очень поздно, к двенадцати, а засыпали еще позже – часа в три, когда уже брезжил рассвет. Недаром я начала рассказ не с утра, а с вечера, даже с ночи. День наш расходовался на более обычные и менее интересные вещи, чем ночь от двенадцати до трех.

Улегшись по всем правилам и удостоверившись, что Ульянушка ровно посапывает за тонкой стенкой, мы зажигали свечу в резном бронзовом еще баб-Санином подсвечнике и усаживались в ночных рубашках вокруг низенького столика, стоявшего между нашими кроватями. На столике все уже было приготовлено к ночному бдению. Два зеркала, две толстые книги, запасные свечи, крышки, газетная бумага.

По ночам мы говорили о самом важном и гадали. Гадали на зеркалах, по книге, по горящей газете. Газету мы клали на крышку, крышку держали за ручку снизу и вращали по оси. На стене в тусклом сиянии свечки нам показывались контуры домов, людей, животных и птиц. Вот я сижу за письменным столом, а вот Туся на лошади. Можно было узнать судьбу и по книге.

В нашей маленькой московской квартирке было очень тесно, и при переезде родители продали пианино и библиотеку, в которую вошло немало баб-Саниных книг. Ей-то они теперь были ни к чему. Кое-что из книг отвезли на дачу, где ими в голодную зимнюю пору лакомились мыши. Каждую весну мы находили все более истерзанные страницы и корешки в горках бумажной шелухи по полкам.

Задув свечу, мы с Таней прощались на ночь и спали до часу дня. Ульянушка поначалу возражала и ругалась, что утра не видим. В конце концов смирилась и молча шла ставить чайник при нашем запоздалом появлении на террасе.

Днем, впрочем, тоже было кое-что интересное. После завтрака мы читали или копошились в старых чемоданах, сложенных в сарае. Мы извлекали рваные тетилюбины балетные трико, соломенные шляпки с цветами или крохотными птичьими чучелами на тулье, одевали на голову пыльные кокошники и расхаживали в странных нарядах по участку, пугая Ульяну Сергеевну и залетных птиц.

В один прекрасный день, в середине недели, приехала мама с продуктами и сообщила, что возможно, к нам присоединится одна наша дальняя родственница. Приезда ее можно было ожидать со дня на день. Мы сильно испугались и теперь до обеда у нас появилось еще одно дело: мы курили фимиам и приносили богам жертвы.

На даче сохранилась книжка Куна «Легенды и мифы Древней Греции». Как раз в то время мы читали ее попеременно вслух. И вот, услыхав новость, мы с Тусей устроили на полянке перед участком небольшой жертвенник. Он собран был из горы гальки, которую сверху и по бокам окружали большие изразцовые плиты. Они навалом лежали без дела у нас за домом. В огражденное плитами место клались жертвенные предметы. Каждое божество получало что-нибудь свое: разноцветные кусочки тканей – для Геры и Афродиты, старое бритвенное лезвие для Марса, фруктовая кожица с косточками для Диониса и, наконец, ржавые ножницы Диане. Ножницы эти оказались единственными в доме, и Ульяна Сергеевна так ругалась на нас, как я не знала, что она умеет. Но потом вдруг осеклась, собрала губы в гармошку и не сказала больше об этих ножницах ни слова. Простила по-христиански.

Следующим днем мы ворошили истлевшие вчерашние приношения и очень радовались, если какой-нибудь негорящий предмет за ночь исчезал. Значит, боги приняли нашу жертву. Благовонием нам служил кусочек ткани или ваты, пропитанный одеколоном. Кусочек этот мы клали на вершину холмика из приношений и только тогда поджигали всю горку. Жертвенный дым и вправду едко пах одеколоном.

Надо сказать, что боги вняли нашим мольбам, и родственница задержалась. Она приехала через несколько дней после отъезда Туси.

Без названия

Я, кажется, здорово засиделась. Ноги совсем закоченели. А все потому, что из-под балконной двери дует. Сколько раз собиралась забить ее чем-нибудь, никак руки не дойдут.

За окном темно. Пока я сидела на стуле с закрытыми глазами да вспоминала о том о сем, успела наступить зима. Воспоминания – вещь не скорая, требуют к себе уважения. Они тоже могут обидеться и тогда не вспомнятся. А если в них что-нибудь важное или интересное? Так что с ними лучше не шутить.