Хладобойников. Машина находится в неисправном состоянии. Наверно, и ручной тормоз не работает.
Шмутц. Работает.
Хладобойников. А вот мы сейчас проверим. Поставьте автомобиль на тормоз.
Шмутц (с иронией). Это как же, толкать её будете, что ли?
Хладобойников. Зачем же? Вы погазуете, а я посмотрю. (Бесцветным голосом.) Кстати, заодно глянем, какой у вас люфт руля и все ли лампочки горят… под капотом, у номерного знака, в бардачке и… где там ещё?..
Шмутц (раздражённо). Ты что, командир, до ночи держать меня будешь?
Хладобойников (поднимает, наконец, голову и подозрительно смотрит на Шмутца, настороженно тянет носом воздух). Э, да ты, братец, пьян…
Шмутц (возмущённо). Кто пьян? Я пьян?
Хладобойников. Ну не я же…
Шмутц (настойчиво). А кто?
Хладобойников. Если не я, то, стало быть, ты.
Шмутц. Я?
Дерябин (укоризненно качает головой). Эко, братец, тебя штормит…
За кулисами звук тормозов автомобиля. Появляется Бобров.
Шмутц (Боброву). Где тебя носит? Иди скорей сюда. Тут вот лейтенант говорит, что я…
Бобров (строго). В чём дело, ребята?
Хладобойников (насмешливо). Да, собственно, ни в чём. Ваш приятель вдребезги пьян, только и всего.
Бобров (оглянувшись по сторонам и оценив ситуацию, миролюбиво). Ладно вам, мужики. Давайте разойдёмся по–хорошему. Ничего не надо писать, никаких экспертиз не потребуется. Он уже давно понял свою ошибку и больше никогда в жизни не будет. Сколько нужно денег, мы заплотим и тихо уедем…
Хладобойников. Э, нет, так дело не пойдёт. Тут вам не шуточки…
Бобров (заговорщически понизив голос). Мы не шутим, товарищ лейтенант. Мы — серьёзно… Мы с Владькой — нормальные пацаны…
Хладобойников (задумчиво). Ну, если серьёзно… (Вдруг.) А ну–ка, Владислав… мм… (заглядывает в документы Шмутца) Алексеевич, айда на экспертизу!
Шмутц. Куда?
Хладобойников (весело). В дурдом!
Шмутц (растерянно). А по–почему… почему в дурдом?
Хладобойников. А сейчас всех туда возят.
Шмутц (тупо). Куда–куда?
Хладобойников (картинно отворачивается, машет рукой, показывая, что от Шмутца разит перегаром). О–о–о…
Бобров. Да зачем нам экспертиза?
Шмутц (возмущённо). Не поеду я. Чего ради? Я что же, по–вашему, шиз?
Бобров (отвернувшись от лейтенанта, скосив рот в сторону приятеля, тихо). Давай, давай, поартачься ещё немного, а я махну в психушку, подготовлю почву.
Шмутц. Чего?
Бобров (сердито и громко, косясь на Хладобойникова). Да ничего! Бросаю я тебя, дурака.
Шмутц. Как же так? Ты чего это, а? Куда это ты, Серёга?
Бобров (сквозь зубы). Па–ашшёл ты… (Уходит.)
Психдиспансер.
В кабинете сидит доктор Мокин. На нём мятый засаленный халат.
Вбегает Бобров.
Бобров (громко). Кто у вас тут занимается экспертизой водителей?
Мокин. Ну я..
Бобров (взволнованно). Ты фельдшер?
Мокин. Вам–то какое дело?
Бобров (проникновенно). Слушай, друг: сейчас тебе привезут одного чудака… Ну, выпил человек немного, сам понимаешь… Так ты сделай так, чтоб твои приборы ничего не показали. Уж мы в долгу не останемся…
Мокин (возмущённо). Да вы что? Мне ж, если что, башку снимут, с работы прогонят, ещё, чего доброго, дело сошьют…
Бобров (со значением смотрит на Мокина). Вот оно как?.. (С угрозой.) Тогда имей в виду, братан: этот человек — личный шофёр самого Павла Яковлевича… Понял? И если с водилой случится неприятность — с тебя потом башку два раза снимут. И заставят ею в футбол играть. Понял?
Мокин. Пугаете?
Бобров. По–хорошему предупреждаю…
Мокин. А мне бояться нечего! Моя совесть чиста!
Бобров. Совесть–то чиста, а вот подштанники потом не отстираешь никогда, земеля. Понял?
Мокин. Да как вы смеете?
Бобров (с угрозой). Я? Да я… да ты… (Вдруг меняет тон.) Ну, войди в наше положение, друган! Будь человеком. Ну, распили пузырь «Кремлёвской»… Ну, ладно, правду — так правду: ну, три распили… литровых… На природе, то, сё, шашлычки, девочки… Сам понимаешь… Девчонок оставили, а сами — в город, потому что выпивка кончилась. А тут — эти волки на перекрёстке, у самой заставы, на въезде в город. Им лишь бы примотаться, лишь бы с нас капусту срубить… А Владька… ну, дружок мой… в бутылку полез. «Нет, говорит, совесть моя чиста, я не пьян». А у самого выхлоп — на километр… А менты нам: «Давайте, — говорят, — сто баксов, и разойдёмся по–хорошему. А нет — так составим протокол и отправим вас в дурдом, на экспертизу…»
Мокин (угрюмо). Ну, правильно. К нам сейчас всех возят…
Бобров. Во–во. Понимаешь, не хотелось опускаться до вульгарной взятки… Пошли на принцип. Глупо, конечно… Но и ты пойми: надоело! Хапуги, взяточники! Сколько можно?.. Что теперь делать, ума не приложу.
За кулисами слышно, что подъехал автомобиль.
Они! (Приложив ладонь к груди.) Братан! По гроб жизни!.. Сто баксов… или даже больше… как скажешь… Выручи!
Входят Хладобойников и Дерябин,
за ними настороженно заглядывает в кабинет Шмутц.
Хладобойников (Шмутцу). Входи, входи, чего остановился?
Шмутц входит в кабинет пошатываясь, но изо всех сил старается казаться трезвым.
(Мокину.) Мы всё по тому же поводу, что и утром…
Мокин. Это ясно и так…
Хладобойников (Боброву, подозрительно). А ты как тут оказался?
Бобров. Сами же сказали: «Айда в дурдом»… (Незаметно подмигивает Шмутцу.)