Образ врага

Важно видеть закономерность: мощный «передний фронт» волны, включающий в себя наиболее активную часть переселенцев — «кипящую кровь» расы — должен был постепенно исчерпывать свою энергию в битвах и неизбежных смешениях с автохтонами, характерных для периферии расового ареала. Рано или поздно «передний фронт» останавливался, пытался укорениться на занятых землях, подвергался реваншистским нашествиям согнанных с этих земель народов, и частично откатывался назад — к своим «корням», к расовому ядру, которое, разумеется, не могло стоять на месте. Вероятно, откат варягов на Русь носил именно такой характер. И славянам постепенно пришлось уступить давлению германцев и оставить обширные земли, помеченные родовыми славянскими топонимами, сохранившимися доныне.

Выбросы миграционных масс из жерла перегретого расового вулкана исходной популяции, вероятнее всего, были обусловлены экологическими причинами — теми же, которые подметил Л.Гумилев, изучая периодичность нашествий хунну на Северный Китай. Исчерпав ресурсы пастбищ для своего скота, кочевники сдвигали свой народ-войско в поисках новых мест обитания, а после восстановления экологического баланса на прежних территориях, уступали реваншу изгнанников. На европейском пространстве широкий степной коридор от Южного Урала и Средней Азии до Германии создавал условия, когда мигранты могли просто не вернуться в свою вотчину, не найдя дороги назад или не желая ее искать.

Еще одна важная особенность этих миграций — их «аристократический» характер. Генетическая история Европы говорит о том, что в целом ее биологический портрет был трансформирован этими миграциями, как уже указывалось выше, не более чем на 20 %. Завоеватели давали имена этносам и созданным природой святилищам, но составляли меньшинство в сравнении с теми, кем они управляли. В то же время, внесение определенного аристократического «нюанса» сказалось на расовом облике европейцев весьма существенно — нордический тип мы легко отличим от средиземноморского или восточно-европейского.

Миграционные волны происходили с перемещением народа в целом, а не только воинских сословий. Поэтому изменения генофонда пришлым населением — достаточно условный показатель. Лишь близкое родство позволяло народам жить вместе, принимая условия господства/подчинения. Так, славяне не оставили в своем генотипе существенных следов мощных волн миграции, затронувших Европу. Зато по антропологическим данным и данным археологии достаточно ясно прослеживаются возвратные волны переселения славян на Восточно-европейскую равнину: более ранняя из Повисленья и более поздняя из прибрежных районов южной Балтики. Имеется также весьма слабая «германская» волна с очень небольшим удельным весом.

Двойная идентичность европейских народов, происходящих от ариев и более древнего субстрата кавказской расы, объясняет ту расовую солидарность с народами Кавказа, которая то и дело возникает в Европе в противовес арийской солидарности со славянами, где древний ближневосточный субстрат был представлен значительно слабее. Логична также солидарность балтов и кавказцев как представителей древнего доарийского субстрата, а также неустойчивость этнической идентичности украинцев, смешавших множество кровей и мечущихся в своем самоопределении между разными культурными и политическими центрами.

Волна арийской миграции унифицировала расовую общность Европы, но в дальнейшем, по мере исчерпания миграционных потоков, она стала снова дифференцироваться в соответствии с ландшафтными ячейками, куда попадали отдельные арийские племена и порабощенные ими местные общности. Наиболее заметной из них оказалась равнинная общность лужицкой культуры, существовавшей в Центральной Европе в ХIII–IV вв. до н. э. От нее расходились и обособлялись балканские, италийские, пиренейские группы. Северные лужичане, жившие между Вислой и Одрой и в большей мере сохранившие арийский архетип, дали начало восточным славянам. Южные славяне связаны с численным преимуществом кавказодиного населения (как доарийского, так и пришедшего из Передней Азии позднее) и поэтому имеют иную антропологию и расовую историю, серьезно отличаясь от северных славян, столь легко впоследствии принявших близкородственных им варягов как высшее арийское сословие. На юге в Причерноморье трипольцев заместили «иранцы» (ираноязычные племена), происходившие от арийской экспансии на юг, начатой еще в середине III тысячелетия до н. э. Но сами они уступили эти пространства тюркам, чем была создана крайне запутанная антропологическая история этих пространств. Поэтому южнорусский тип во многом несет на себе признаки недавней (по меркам эволюции) метисации и остается капризным ребенком общеславянской и общерусской этнической общности.