Обратный отсчёт

— В общем, она ведёт себя так, как будто была соучастницей какого-то страшного преступления…

— Ни фига себе, новости! Ну и куда мы подошьём это её преступление?

— …которое совершил самый близкий ей человек.

— То есть муж?

— То есть да.

— Угу… Это уже что-то. Муж — это как раз то, что надо… И с чего мы это взяли?

— Судя по её поведению, она всеми силами пытается искупить вину. Причём искупить сторицей, как бы за двоих. То есть торопится, делает это жадно, обильно и порой совершенно бессистемно.

— А как относится к мужу?

— А никак.

— То есть?

— Они практически не общаются. Живут врозь — она в Жуковке, он — в Барвихе. Причём тщательно это скрывают. Так тщательно, что даже сплетен об этом нет. Вернее — муж скрывает, она на это вообще не обращает внимание. Вся в своих новых заботах.

— Мы узнали об этом от Ростовского?

— Да.

— Хорошо! Видите, уже есть результаты. Но насчёт того, что врозь… Это скверно. Нам-то в первую очередь нужен сам…

— Что характерно: на большие приёмы она с ним ходит.

— Ага… Типа перемирия?

— Не знаю, типа чего, но не далее как вчера они обедали в немецком посольстве. Его секретарь позвонил её секретарю, попросил выделить три часа под это дело. Она сказала: ладно. Без всяких эмоций. Спокойно надела присланное специально для данного случая платье и поехала.

— Опять Ростовский?

— Да.

— Чёрт, как приятно иметь своего человека в таком доме… Однако лучше бы они жили вместе…

— В общем, по ряду признаков, муж ведёт себя как человек, глубоко перед ней виноватый.

— Это Костя?

— Да, это его вывод.

— Заискивает?

— В буквальном смысле — стелется. Пылинки сдувает. А уж про Ростовского, думаю, и говорить не надо. Такой властный товарищ — прирождённый правитель, настоящий самодержец! А вот поди ж ты, пустил в спальню мартовского котяру…

— Понятно… Если верить Косте — а до этого он нас не подводил… Угу… Угу… Ну что, весьма занимательно. Надо работать. Как говорится, будем много думать, читать пейджер… Что имеем по зацепкам?

— Ну, пока направление одно: умерший год назад водитель. Есть ещё кое-что, но это пока так, в стадии проверки. Больше ничего не имеем.

— Хорошо. Спасибо и на этом. Собирайте информацию, легендируйтесь, работайте. Я должен знать о каждом вашем шаге — и не после того, как всё завалите, а до начала любого мероприятия. И у меня будет одна маленькая просьба…

— Да?

— Понимаете… Сенковский — это ведь не полевой командир. И даже не иностранный резидент в предгорьях…

— Да могли бы и не напоминать…

— А я напомню, мне нетрудно. Лучше сто раз напомнить, чем потом читать некролог. В общем, просьба такая… Вы у меня жутко интуитивный и чувствительный…

— Спасибо.

— Пожалуйста. Вы, чувствительный, не прозевайте тот момент, когда станет ясно, что нас ждёт полный провал и сделать мы уже ничего не сможем.

— Это чтобы вовремя прекратить разработку и отыграть назад? Ну, я не обещаю, но постараюсь.

— Это чтобы вовремя удрать из страны.

— Шутите?

— Нет.

— Ага, понял! Хотите, чтобы я проникся?

— Нисколечко. Просто объект и в самом деле уникальный. До нас с вами подобными вещами никто не занимался. Понимаете?

— Понимаю.

— Это хорошо, что понимаете. Ну, тогда всё. Желаю удачи…

* * *

Может, кто-то подумал, что Иванов рванул с низкого старта в Исполком и с порога рявкнул: «Всем строиться, щас делянки нарезать буду!»? Если так, то это вы зря. Всё давно было в процессе, с того момента, как Валера в полдень вторника вышел из Исполкома и направился к офису «РОСГАЗа». А Вите ничего не сообщали потому, что это была проверочная версия, следовало накопить хоть какой-то первичный материал и просто убедиться, что на этом поле вообще возможно работать.

Первым делом, как водится, взяли под наблюдение квартиру Ростовского в Дмитрове. Валера в «РОСГАЗ» — наши в Дмитров. По дороге вызвонили Васю: подъезжай, тут для тебя работёнка есть.

Пользуясь правом преимущества внезапности, маскироваться и чего-то выдумывать не стали. На лестничной площадке, под потолком, установили камеру, направили на дверь квартиры Ростовского и на скорую руку закамуфлировали под фрагмент проходящей рядом газовой трубы. Фрагмент получился страшноватым и корявым, но там весь подъезд такой неухоженный и запущенный, что вряд ли кто обратит внимание на подобную мелочь. Бдительной бабусе, заинтересовавшейся от скуки вознёй в блоке, сообщили:

— «РОСГАЗ». Труба пропускает, заплатку ставим.

— Может, заодно сливной бачок мне почините?

— Да запросто!

Где проходит неуловимая грань сопряжения газовой отрасли и сливного бочка, так никто и не понял, но рукастый Глебыч поправил всё за три минуты, взял у бабки десятку «на пиво», и компания убыла восвояси.

Пока ковырялись в блоке, Вася с Лизой наскоро оборудовали наблюдательный пост и пункт аудиоконтроля. Точнее, Вася — пост, а Лиза — пункт, и оба в розницу. Вася устроился на чердаке соседнего дома: как зашёл и влез, никто не видел, просто по факту определили, потому что доложил:

— У меня готово…