Оборотень из Оскола

Лифтерша тетя Надя, на добровольной основе прибирающаяся в его кабинете, как-то поинтересовалась, зачем он каждый день комкает такое количество бумаги? Пришлось ответить что-то неопределенное про ежедневные следственные эксперименты.

Шумно втянув ноздрями густой аромат бергамота, исходящий из чашки горячего чая, Марат с наслаждением откусил большой кусок свежего нана, с удовлетворением ощутив на зубах ягодки изюма, которого оказалось вполне приличное количество.

Вдруг дверь без предварительного стука распахнулась, и на пороге нарисовался вечно улыбающийся розовощекий опер Сашка Попов.

– Привет, старлей! – гаркнул гость как обычно громким голосом. – Про своего коллегу уже слышал?

– От старлея слышу, – недовольно пробурчал Марат, спешно прожевав лакомый кусочек. После чего сделал глоток горячего напитка и, поняв, что насладиться чаепитием не получится, отставил кружку, открыл верхний ящик стола, положил в него надкушенный нан. Только после этого обратился к оседлавшему стул оперу: – Про какого коллегу?

– Про Шукалова Володьку, – пояснил Сашка, глядя на то место, где только что лежал нан. – Чаем ты меня конечно не угостишь?

– У меня только одна кружка, – привычно ответил Сартыков. Когда уже до этих оперов дойдет, что он здесь находится один, а потому ему вовсе незачем держать в кабинете целые чайные сервизы. Вот если бы кто из них зашел с бутылочкой коньяка, или какого другого благородного напитка, как это делает Армэн, хлопоча за своих торгашей, то для такого случая у участкового всегда нашлась бы пара стопочек, и даже пара хрустальных коньячных бокалов. Но ожидать подобного от диких оперов не приходилось. Одно слово – русские. – А что с Володькой случилось?

– Не слышал, значит, еще? Метеоритом его прибило.

– Каким еще метеоритом? – изумленно поднял брови Марат. – Насмерть?

– Железорудным, – пояснил Сашка и принялся раскачиваться на стуле. – Не насмерть. Только багажник пробило почти насквозь.

– Какой, на хрен к Аллаху, багажник?

– Это точно. Багажник теперь только на хрен к Аллаху и сгодится, гы, – осклабился Попов, продолжая раскачиваться на стуле, ножки которого уже начали жалобно поскрипывать.

– Да не ломай ты стул! – не выдержал участковый. – Посетителям не на чем сидеть будет.

– Ну, ты для своего кормильца Армэна мог бы и кожаное кресло купить…

– Так! – хлопнул ладошкой по столу Марат. – Ты зачем пришел? Мне лясы-балясы точить некогда. У меня вон дел невпроворот, – в доказательство он указал на кипу свежей рекламной макулатуры. Заметив удивленный взгляд опера, поспешно убрал разноцветные газетенки в открытый сейф, а на их место выложил рабочие папки.

– Я, собственно, зашел узнать про тех странных бомжей. Ты к ним не наведывался?

– Э-э, Саш, ну зачем мне эти вонючие бомжи, а? У меня что, своих забот не хватает? – Марат снова указал на выложенные на стол папки. – Вот Сидякин выйдет с больничного – пусть со своими бомжами и разбирается. Его участок – его проблемы.

– Да не скоро Сидякин выйдет. Ты же знаешь. Он после своего аппендицита сразу в санаторий укатит. Ему Ленка уже путевку оформила. Так что, коль уж тебе шефство над территорий товарища поручили, пойдем проверим этот бомжатник, – хлопнув себя по коленкам, опер поднялся. – А то у меня тоже дел не менее твоего. А то и поболее.

– Дались тебе эти вонючки, – Сартыков тоскливо посмотрел на остывающий чай и тоже поднялся. – Ну, пойдем. Что-то и вправду странные вещи про них местная шантрапа рассказывает. Как бы каких неприятностей не случилось.

Покинув район девятиэтажек, два старлея миновали Ямскую слободу и вышли к заросшему берегу Оскольца.

– Ну и где их тут искать? – вопросил Марат, оглядываясь вокруг.

– Щас у кого-нить спросим. Эй, сударь, можно вас на минутку? – Попов окликнул бредущего в их сторону мужичка. Мужик явно принял приличную дозу спиртного и, включив автопилот, дефилировал вдоль крайней улицы. Одет он был в серый клетчатый пиджак на голое тело и спортивные штаны с нещадно вытянутыми коленками. Розовые резиновые сланцы, надетые на черные носки и стильно отделяющие большие пальцы ног, звонко шлепали задниками по дороге.

Услышав окрик, мужик поднял мутный взгляд на полицейских и остановился. По его взгляду было отчетливо видно, что он пытается поймать какую-то мысль, но та постоянно ускользает.

Сартыков, окинув взглядом аборигена, презрительно сморщился, а опер спросил:

– Сударь, вы кто?

– Я, – ответил сударь и икнул.

– Ясно, – удовлетворился ответом Александр. – Позвольте узнать, где вы проживаете?

Мужик долгих полминуты смотрел на опера, затем повернулся и махнул рукой в ту сторону, откуда пришел:

– Там. Ик…

– Ясно. А куда направляетесь?

К этому вопросу абориген явно не был готов. Он озадаченно бросил мутный взгляд окрест. В это время распахнулась калитка ближайшего двора, и на улицу вышел, судя по внешнему виду, идейный брат аборигена – тщедушный красноносый мужичок в точно таких же вытянутоколенчатых спортивных штанах. Правда он был голый по пояс и на черные носки были одеты не сланцы, а светло-голубые сандалии.