Он берет мою руку и крепко целует.
– Я не сержусь, Таня.
– Присядь сюда. – Я подвигаюсь, давая ему место на койке.
Он садится, я беру его руку, прикладываю к своей щеке и говорю:
– Не надо, Илюша, дразнить меня.
– Бог с тобой, Таня, что ты выдумываешь? Тебе ведь нельзя перечить, – смеется он. – Все тебя балуют: и судьба, и критика, знакомые, поклонники, вот мы и стали такими избалованными, что сладу нет!
– Все балуют меня – это правда, кроме тебя, Илья.
– Вот-те на!
– Я тебя так люблю, так люблю, что всем для тебя готова пожертвовать – всем, даже искусством! – я прижимаюсь к нему.
– Да я никакой жертвы и не потребую от тебя никогда, Танюша, – говорит он ласково.
– Мне хочется сейчас, – говорю я умоляющим голосом, – чтобы ты сказал, что любишь меня крепко-крепко.
– Как ты любишь слова, Таня! Неужели вся моя жизнь, все мое отношение к тебе не доказывают этого? – спрашивает он с упреком. – Неужели нужны еще слова? Ах, Танюша, Танюша, глупенькая ты моя девочка! Ну не капризничай, поцелуй меня и пойдем на палубу. Какая же ты у меня фантазерка – все где-то носишься.
Это правда, я знаю, что ты всегда, все эти пять лет, доказывал мне свою любовь, но вот сейчас, в эту минуту, мне надо чего-то другого. Может быть, слов, но ты их не сумел сказать, несмотря на всю твою любовь, Илья.
В Москве мы остановились на два дня, чтобы показать Жене город. Как все занимает милую девочку! Что ни день, я ее люблю больше и больше. Какая она умница и сколько в ней доброты! Она жизнерадостна, как ребенок, но на жизнь смотрит серьезно, гораздо серьезнее многих людей. Как устойчивы ее принципы и как видна в ней теперь уже женщина долга. У нее нет широты, но она так юна и так мало видела в своем маленьком мирке. У меня к ней прямо материнское чувство. Это чувство у меня, может быть, сильно развито, но мои двое детей умерли, не прожив месяца. От Ильи я не имела детей. Вот это неудовлетворенное материнское чувство я перенесла, верно, на Женю. Я ею восхищаюсь, украшаю ее.
Илья говорит, что Женя удивительно похорошела, а все потому, что я изменила ее гладкую прическу на более пышную, купила ей шляпу по своему вкусу и научила ее носить.
Мы бегаем эти два дня по городу без отдыха.
Илья должен со многими повидаться в Москве. А мы носимся по музеям, осматриваем Кремль, завтракаем и обедаем в ресторанах.
Женя в каком-то чаду. Все ей ново, все интересно, она хочет все видеть, все знать и вечером, ложась в постель, проливает горькие слезы о своей бессердечности – она сегодня о мамочке даже не скучала.
Когда Илья смотрит на нас с Женей, на лице его такое довольство и счастье, что я не удерживаюсь – бросаюсь к нему на шею, Женя за мной, и начинается возня.
Да, Илья счастлив. И неужели я посягнула бы на это счастье?.. Никогда!
Я думаю не ехать никуда. Мне мучительно хочется закончить мою картину, но Богь с ней, с картиной. А теплый снег меня что-то не соблазняет. Зачем я потащусь одна, зачем буду расставаться с Ильей и Женей?!
В Петербурге застаю массу писем и между ними длинный тонкий конверт. Я сразу узнаю четкий узкий почерк.
Читать ли письмо? Просто бросить его в камин. Но… я разрываю конверт…
«Вы пишете: забудьте, прощайте. Не будем говорить о том, что я думаю и что чувствую. Мне хочется только напомнить вам ваше обещание.
Когда я ушел от вас, нечеловеческим усилием победив мою страсть, там, у стены вашего сада, вы сказали, что приедете в Рим. Я жду.
Я ушел тогда, чтобы порыв, который охватил нас обоих, не бросил вас в мои объятия помимо вашей воли и вашего рассудка. Я поступил честно. Не правда ли? Теперь, по прошествии двух месяцев, когда вы все обдумали, проверили себя и вполне располагаете своими чувствами, я хочу, чтобы вы мне сказали лично: забудьте, прощайте.
Вы даже можете ничего не говорить – подобные объяснения не особенно приятны. Приезжайте – я все пойму при первом взгляде на вас.
Дайте мне телеграмму, я выйду встретить вас на вокзал, я узнаю по вашим глазам, что вы мне привезли. Я не скажу ни одного слова любви. Никакой мольбы вы не услышите от меня: кругом будет народ. Я провожу вас до вашего отеля, раскланяюсь с вами и навсегда исчезну с вашего горизонта. Я могу даже переселиться в Америку или Австралию, если вам угодно, у меня есть мое дело и деньги.
Вы видите, я не стращаю вас самоубийством. Помните, я не позволю себе ни одного намека, ни одного ласкового слова. Я даже надеюсь не показать вам своего горя. Но приехать я вас прошу. Вы должны приехать! Я поступил с вами честно – ответьте мне тем же».
Я поступлю честно, милый, я верю тебе. Я должна отказать тебе, отказать себе, но я не боюсь. Моя любовь к другому так же сильна, как любовь к тебе. Они одинаковы в моем сердце. Я приеду и скажу честно и прямо, что мечта должна остаться мечтой. Я чувствую в себе силу, глядя на эти две белокурые милые головы, которые склонились вместе над моим альбомом, ярко освещенные лампой под голубым абажуром.
Все! Все обстоятельства сложились так, как будто судьба гонит меня в Рим.