Обольщение

Что-то блеснуло в глазах Джулиана, когда он поднял руки и взял в ладони ее лицо.

— Ты приходишь в бешенство, когда затрагивается твоя честь.

— Так же как и вы, если подвергается сомнению ваша честь.

Его брови поднялись.

— А ты собираешься подвергнуть сомнению мою честь, если я оставлю твою просьбу без ответа?

— Конечно, нет. Я не сомневаюсь, что ваша честь не запятнана. Я просто хочу быть уверенной, что вы в равной степени уважаете и мою честь. И если уважение — это все, что вы чувствуете ко мне, милорд, дайте мне хоть какое-то значительное свидетельство своего уважения.

Он еще некоторое время постоял молча, глядя ей прямо в глаза.

— Ты слишком много просишь, Софи.

— Не больше, чем вы от меня, милорд.

Он медленно наклонил голову и нехотя сказал:

— Да, ты права. Я не знаю другой женщины, которая отстаивала бы свою честь таким образом. И я не знаю других женщин, которые вообще беспокоились бы об этом.

— Может быть, потому, что мужчины не обращают внимания на чувства женщины. Кроме тех случаев, когда появляется угроза их собственной чести.

— Больше не надо. Прошу тебя. Сдаюсь. — Он поднял руки, желая прекратить спор. — Отлично, мадам, я торжественно клянусь, что целиком и полностью доверяю вашей женской чести.

Софи почувствовала глубокое облегчение. Она трепетно улыбнулась, зная, как трудно далось ему это признание.

— Благодарю, Джулиан. — Она вдруг встала на цыпочки и коснулась его щеки губами. — Я никогда не предам тебя, — прошептала она горячо.

— Ну тогда вместе мы справимся со всеми неурядицами. Ты и я.

Он обнял ее, привлек к себе, его губы прижались к ее губам с требовательной жаркой страстью. А когда Джулиан поднял голову, то прочел в ее глазах ожидание.

— Джулиан?

— Пожалуй, моя самая верная жена, нам пора ехать домой. У меня есть кое-какие планы на вечер.

— Правда, милорд?

— Совершенно точно. — Он снова взял ее под руку и повел в зал так быстро, что Софи едва поспевала за ним. — Мы поедем сейчас же.

Но когда они вошли в парадное своего дома, встречавший их Гаппи выглядел озабоченным, что случалось с ним крайне редко.

— А вот и вы, милорд. Я только что собирался послать за вами в клуб. Ваша тетушка, леди Синклер, заболела, и мисс Раттенбери уже дважды посылала к нашей мадам за помощью.

Глава 15

Джулиан беспокойно ходил по комнате, не в силах заснуть. И причина бессонницы в том, что Софи нет в ее спальне — там, где ей надлежало быть. Он провел рукой по взъерошенным волосам и с удивлением подумал: неужели без нее он уже не может спать?

Он устроился в кресле, изготовленном по его заказу младшим Чиппендейлом в ту пору, когда столяр и краснодеревщик увлекались неоклассическим стилем. Это кресло в какой-то мере отражало идеалистические воззрения молодого Джулиана, и он иногда любил вспоминать о том времени.

В те давно минувшие дни он мог до полуночи рассуждать о греческих и латинских классиках, он увлекался радикально-либеральными реформами вигов и даже — хотя, как оказалось, совершенно зря, — продырявил пулями конечности двоих джентльменов, защищая честь Элизабет.

Многое изменилось за последние годы, думал Джулиан. У него теперь очень редко возникало желание говорить о классиках: на это не оставалось времени. А что касается вигов, то он пришел к выводу: виги, даже либеральные, так же продажны, как и тори. И очень скоро ему пришлось смириться с тем фактом, что даже сама мысль о наличии у Элизабет какой-либо чести просто смешна.

С отсутствующим видом он гладил ладонями красивые подлокотники из красного дерева. С изумлением Джулиан понял, что в глубине души он все еще тянется к классическому стилю. И вдруг какая-то часть его существа потребовала, чтобы он сопроводил предназначенные Софи бриллиантовый браслет и книгу о травах несколькими поэтическими строчками. Стихи получились неуклюжими.

Он не писал ни строчки со времени Кембриджа и первых дней жизни с Элизабет. Откровенно говоря, он понимал, что у него нет поэтического дара. После нескольких неудачных попыток он в сердцах разорвал и выбросил бумагу, заменив стихи короткой запиской, приложенной к подаркам для своей Софи.

Но оказалось, это еще не все. Идеализм молодости еще жил в нем, хотя он был убежден, что предпринял все, чтобы похоронить его под грузом циничного и прагматичного взгляда на мир. Джулиан не мог отрицать: где-то в глубине души он понимал, что Софи надеется, что он будет уважать ее право на чувство собственного достоинства.

Джулиан размышлял: стоило ли отпускать ее к Фанни и Генриетте на всю ночь? Должен ли был он повлиять на ее решение? И мог ли? Она, едва услышав о болезни Фанни, тотчас поехала к ней.

Джулиан не возражал. Он искренне беспокоился о здоровье тетки. Фанни эксцентрична, непредсказуема, склонна к истерикам, но Джулиан обожал ее. И после смерти его родителей она осталась единственной из клана Рейвенвудов, к кому он относился с искренним почтением.