— Колян, — заорал кто-то. — Стой, чумичка!
Поначалу я на свой счёт этот выкрик не принял, но толстенький невысокий мужчина средних лет с обширной лысиной и толстым сизым носом, отделившись от очереди, направлялся в мою сторону.
— Сто лет не виделись, а тут слушок пошёл, что ты помер, — радостно сообщил он, подойдя почти вплотную и ткнув палец с обгрызенным грязным ногтем мне в грудь. — Пошли, мужики ждут, трубы горят, поминать собрались, а ты вон какой живой. Сейчас вмажем по сто шестьдесят шесть и шесть в периоде за здоровье, у Макара вяленый лещ с собой. Колян, рыбка — просто за-ши-бись, пальчики оближешь.
Идти никуда не хотелось, даже за вяленым лещом, и даже если меня там ждал очередной квест.
— Нельзя мне, — кое-как нашёлся я, — врач сказал, если выпью, всё, кранты. Снова помру.
— Вот те раз, — искренне огорчился пузатый, — ты и впрямь выглядишь не очень. Лады, дай трёху, а то нам на пузырь не хватает. На тебя надеялись, ёшки-матрёшки.
Логики в этом не было никакой, разве можно надеяться на человека, который помер, но я пошарил в чужом кармане, выудил кошелёк. Там лежала игровая валюта — советский красный червонец, две желтые бумажки по рублю и немного мелочи в отделении с кнопкой.
— Держи, больше нет, — протянул алкашу два рубля.
— Колян, ты во! Человечище! — мужик показал большой палец. — Да мы за твоё здоровье упьёмся, не переживай. Чего, правда нельзя?
— Месяц как минимум.
Алкаш только головой покачал, горестно вздохнул, и побежал к своим, очередь заглотила его как кит мелкую рыбёшку.
— Для местных я — Николай Соболев, — напомнил сам себе. — Здесь только так, и не иначе.
Провести всю игру в сумасшедшем доме, а в сеттинге про Советский Союз наверняка такой имелся, без возможности выхода в реальный мир я не хотел. Дорожку к дому асфальтировали недавно, но всё равно, во многих местах грунт осел, набирая лужи, пришлось петлять к подъезду. Жил Соболев в квартире с номером один, значит — первый подъезд, первый этаж, я пошарил в карманах, пытаясь найти ключ, его не было. Дверь подъезда открылась со скрипом, к площадке первого этажа вела лестница в восемь ступеней, левая дверь была распахнута, оттуда показалась мужская спина в майке-алкоголичке, потом — всё тело, держащее в руках край стола.
Я понял, что Соболева, то есть теперь меня, грабят. В столе, который сейчас перемещался из одной локации в другую, должны были лежать ампулы, о них говорила женщина в белом халате. Эликсир здоровья, он же витамин В12.
Грабитель как раз остановился передохнуть, загородив столом проход в квартиру, и мне не пришло на ум ничего другого, как врезать ему ногой по заднице. Мужик ойкнул, обернулся, увидел Соболева и побледнел.
— Ты чего, Палыч? — просипел он. — Живой?
— Мебель обратно занеси.
Я внимательнее присмотрелся к очередному персонажу, тот был моложе, выше Соболева на полголовы и крупнее, дверь в квартиру напротив по лестничной клетке была тоже распахнута, но оттуда ничего не выносили.
— А то что? — предполагаемый сосед начал приходить в себя, а вместе с этим возвращалась и наглость.
— Полицию вызову, — спокойно сказал я, раз уж эта игра заточена на социальное взаимодействие, надо соответствовать. Но на всякий случай посмотрел вокруг, вдруг где-то припрятаны дробовик или бензопила.
Видимо, ответ был неожиданным, и первоначальный Соболев себя так не вёл, потому что в глазах соседа колыхнулось недоумение, а потом он сник.
— Да ты чего, Палыч, я ж для сохранности, — нашёлся он, заталкивая стол обратно в прихожую. — Сам знаешь, народ какой, как узнает, что ты помер, так вынесет всё подчистую.
Огляделся и оценил дизайнерскую работу на твёрдую тройку, интерьер на жилище алкаша похож не был. Обои были достаточно свежими, на полу лежал плотный линолеум, с потолка на шнуре свисал плетёный абажур. Сдвоенные двери санузла, проём, ведущий, видимо, на кухню, и покрашенная белым дверь в комнату. Она была закрыта, там явно кто-то что-то передвигал. Грабитель стрельнул глазами, и приоткрыл рот, чтобы предупредить подельника, но тут дверь распахнулась, и оттуда появилась коренастая женщина, меня она из-за широкой спины соседа не видела.
— В шкафу прятал, скотина, еле нашла, — она трясла зажатым в руке узелком, сделанным из носового платка, — всё нищим прикидывался, жмотничал до получки занять, а у самого денег куры не клюют. Ты чего стоишь? Участковый через час придёт описывать имущество, давай, шевелись, ещё телевизор тащить и кресло. Со сберкнижкой-то чего делать? Такие деньжищи пропадут зазря, может, в сберкассе сговориться?
— Так это, Любань, — сосед замялся.
Я подошёл к женщине вплотную, вырвал узелок. Любаня сделалась белой как мел, осела на пол, и только рот разевала и глазами хлопала, но в находку вцепилась так, что еле вытащил. Вроде как силу прокачал.
— Ты эта, мы ж думали, что помер, а покойникам зачем, — попытался оправдаться мужчина. — Эй, Любка, что с тобой?