Оболочка разума

Карандаш уже начал набрасывать здоровенного волосатого мужика, танцующего вокруг груды свежих черепов, похожих на бутылки.

– «Все мы лошади…» – передразнил Коля доктора Петровича. – Нет, ты не лошадь, ты баптист. Не пьешь, не куришь и теории разводишь. Думаешь, они насухую зафилософствуют? Дудки-с! Слушай, ты мне недавно приснился. Будто мы с тобой вдвоем тяпнули. Какой-то берег, травка, речка… Сидим и смотрим в костер… Ну почему во сне бывает счастье? Ну почему не наяву? А тут у Машки есть котлеты с чесночком. Она хоть и кобенится, но может…

Скользя в домашних тапочках, он съездил в кухню к холодильнику. Достал там холодные и маленькие, но очень аппетитные котлетки, застывшие прямо в сковородке. От котлеток доктор Рыжиков не отказался бы. Но насчет другого – лучше бы наехали мопеды. А они, как назло, атаковали какие-то дальние улицы. Подмоги не было.

– Приговор прозвучал, мандолина поет, и труба, как палач, наклонилась над ней, – взял он последнее слово. – Коля, завтра вас совесть замучает.

– Тебя завтра совесть замучает, – отразил Коля. – Слово военного моряка: выпьешь это – я выливаю все в раковину. И поговорим о твоем баптизме. А нет – мне тут на месяц хватит. Понял?

Не знаем, кем он себе представлялся в этот момент: может, и альбатросом, может и «летучим голландцем»… Но в самом деле от него просто невыносимо разило вонючейшим перегаром и табаком, глаза неряшливо воспалились, с волос сыпалась перхоть. Но он этого не замечал.

– Кстати, – почему-то вдруг вспомнил он, – вот ты, певец лобной доли, сколько навскрывал черепов. А есть разница между долями умного и долями дурака? Честного и прохиндея?

– Честного дурака и умного прохиндея? – задумался доктор Рыжиков.

– Ну, хватит баснями кормить, – вспылил Коля, возомнив себя соловьем. – Сейчас или никогда!

– Я лично разницы не видел, – тем не менее уклонился доктор Петрович. – Может, нужны специальные тонкие приборы, а я простой рядовой хирург. И даже не ефрейтор. Но вот когда вскрывают череп пьяного, из него несет сивухой, как из бочки.

– Я сам знаю, чем от меня несет, – высокомерно выразился Коля. – И ты непростой солдат. То есть я твой солдат. Хоть я военный моряк, а ты сухопутный десантник… Я мертвый встану и приду. Ты понял? А ты…

Наших все не было. Доктор Рыжиков выдохом подавил приступ отвращения и поднес стакан ко рту. Коля скомандовал «внимание» невидимому оркестру. Поднес котлетку и глоточек пива для запития. Затаил дыхание. Доктор Петрович выждал еще секунду – мотопедисты не возникли. Дальше отступать было некуда. Он опрокинул стакан себе в рот и задохнулся.

Пришел в себя уже с котлетой во рту. Но она не мешала выдыхать синее пламя.

– А ты далеко не слабак, – похвалил Коля. – Одним духом. Виден мастер по полету. Смотри, я свое слово держу, как морской узел. Засасываю и… – Он сделал настолько мощный глоток, что чуть не проглотил и саму бутылку. Затем поставил ее в ряд, критически осмотрел свою братию и выдал всей стеклопосуде: – Слушай мою команду! Караул и оркестр – в помещение! Команде разойтись! На верхней палубе прибраться!

Снизу ответили радостным треском мотопедисты – теперь уже не меньше дюжины. Как будто они со всего города собирали подмогу доктору Рыжикову. Но это была жизнь, а не кино, поэтому подмога опоздала.

9

…Маша давно ждала под крейсером. Он увидел ее уже в свете неверных микрорайонных фонарей. К вечеру она подмерзла в своем зеленом максималистском платье. Лицо тоже казалось зеленым – не то от усталости, не то от отражения зеленых листьев.

– Маша! – вгляделся он. – Откуда вы, прелестное дитя? Как русалка из вод Комсомольского озера. А мы ваши котлеты ели. Такие вкусные, что и вам не оставили.

– Мне и не надо, – сказала Маша кротко. – Кушайте на здоровье, приятного вам аппетита.

– Спасибо, – сказал он учтиво. – Но лично я проел хозяйские харчи не даром. Он вылил все бутылки в унитаз. Своей рукой. А теперь спит как сурок. Когда проснется и начнет лизать вам руки, вы уж не вредничайте, не пилите… От этого все часто начинается сначала. Обещайте быть Аве Марией.

Доктор Рыжиков ждал похвалы. Но Аве Мария, которой он так красиво польстил, вдруг отвернулась и расплакалась.

– Ах, надоело! – вырвалось у нее из самой горькой глубины. – Все люди как люди, а тут то руки лижет, то свиньей хрюкает. Сколько мне к вам бегать как собачке?

Доктор Петрович, нейрохирург и десантник, повесил голову. Как действовать, он знал, а как утешать – не всегда. Когда-то от военных волнений и послевоенного недостатка витаминов он болел куриной слепотой. Но сейчас даже в зеленых сумерках видел, что русалка с тонкой шеей никак не потянет одна костистого и щетинистого Колю Козлова, который сначала вызвался носить ее на руках сам. Тут нужная не нежная и ласковая, а тертая и острая. Терявшая и находившая. Как, например, рыжая кошка Лариска. Или какой будет Валерия, когда заживут первые сердечные рубцы, а зажив, затвердеют и будут ему надежной защитой. Вот тогда она криво усмехаясь, вытащит из бутылки сколько хочешь таких Козловых и даже не заметит.