В 1964 году в Киев переехал из Ростова Виктор Маслов. Классическим примером недомыслия меценатов стало его увольнение из «Торпедо» за... второе место. Это было настолько нелепо, что авторитет Маслова от увольнения только вырос. За два сезона он выправил, настроил, как рояль, ростовский СКА.
Мне доводилось выслушивать разные версии по поводу того, откуда и когда взяло начало то киевское «Динамо», каким мы знаем его сегодня, где вбит столб, от которого полагается вести отсчет. В истории большой команды ничем нельзя пренебрегать, тут каждое лыко в строку. Наверное, нелишне держать в уме даже и то, что в самом первом мини-чемпионате 1936 года киевское «Динамо» — второй призер.
Все же новая глава была открыта с приездом Маслова. Единичный успех не невидаль, у нас одиннадцать клубов побывали первыми. В разное время то тех, то других может обуять дерзкий порыв. Перековать дерзость в обязанность — нечто совсем иное. Маслов и осуществил это превращение. Не на ровном месте, разумеется,с помощью и участием многих. Его крутая воля, темперамент воителя, колдовская интуиция, может быть, и раззадоренное самолюбие после обиды в родном «Торпедо», и то, наконец, что знал он: времени для хорошей работы у него в обрез — все это вместе взятое позволило 55-летнему могучему человеку совершить то, что до него удалось у нас одному Борису Аркадьеву, — создать команду, которая из года в год ни о каких других местах не помышляла, кроме первого. Деятельность Аркадьева была грубо оборвана. Сделанное Масловым продолжено и развито.
В 1964 году — Кубок, в 1965-м — второе место (отбросил киевлян проигрыш последнего матча кутаисскому «Торпедо»), в 1966-м — чемпион, в 1967-м — чемпион и Кубок, в 1968-м — чемпион, в 1969-м—второе место. За шесть масловских лет киевское «Динамо» преобразилось. Из клуба приятного, но неконкурента, вырос суперклуб с европейской известностью, лидер, отныне не согласный ни на какие промежуточные, утешительные цели. Победы стали жизненной нормой. В этом суть переворота.
Маслов не был собирателем очков, ловкачом, в нем горел дух созидателя. Еще не успело забыться созданное им «Торпедо» — воздушное, парусное, изящное, но в то же время и традиционное,— как он перестраивает на совершенно иной лад, до рези в глазах, свою новую команду. «Дубль-ве» приказало долго жить, исчезло, отменено. У киевского «Динамо» — четыре защитника, четыре полузащитника, два нападающих. И в атаке и в обороне в любую минуту достаточно сил, команда мобильна, никто не стоит, все в движении. Это уже не парусник, а бронированный крейсер. Нравится или не нравится такой футбол — не важно, пусть кто-то из наблюдателей называет команду «волчьей стаей», Маслов знай себе ухмыляется, хитро щурит глаза.
В дни чемпионата мира в Англии в 1966 году мы с ним много бродили по лондонским улицам, сиживали рядом на трибуне. Он толкал меня локтем в бок: «Видите? Нет, вы как следует вникайте! Не отвлекайтесь на фокусы, глубину схватывайте!»
А глубина для него в том, что игра лучших команд—сборных Англии и ФРГ — того же фасона, что и игра киевского «Динамо». Он называл английских полузащитников—Питерса, Чарльтона, Болла, Смайлза, — заставлял смотреть, где они оказывались в разных эпизодах, и ничего не оставалось, как вспоминать Мунтяна, Сабо, Медвидя, Бибу, чего мой собеседник и добивался. Маслов прямо не настаивал на аналогии, а подводил к ней, хотя и с нажимом, даже плечами, так что сидеть становилось тесновато.
К нашей сборной, на том чемпионате занявшей четвертое место, он относился скептически: «Ну что могут в середине поля сделать вдвоем Валерка с Иосифом (так он называл своих учеников Воронина и Сабо), они на части разрываются, четыре — два — четыре, будь оно неладно, это же вчерашний день, опять мы застряли».
В годы работы Маслова тайным побуждением для поездок в Киев были встречи с ним. Я подбирал важный матч как повод и садился в поезд. Он навещал меня в гостинице «Москва», хотя «протоколом» это не было предусмотрено. Он охотно шел на сближение с журналистами, правда с разбором. Долгая дружба связывала его с Александром Яковлевичем Виттенбергом (Витом), они вместе ездили в отпуск, собирались писать книгу, да так и не собрались. Маслов называл Вита Сашкой, в этом прорывалась нежность, признание равенства, Вит в его глазах был крупнейшим знатоком. Любил он Винокурова, Валерку, над статьями соглашался работать только с ним, доверял не одному его перу, но и глазу, считал, что тот, хоть и молод, но улавливает тонкости.